Голос дороги
Шрифт:
— А я и не пристаю, — огрызнулась Илис, и ее голова убралась. — Я просто осведомляюсь о самочувствии.
Вместо нее Грэм увидел Роджера. Тот весело скалился, по лицу его были размазаны красные, уже немного подсохшие, полосы.
— Живой? — спросил он. — Ух, ну ты и чудной был! Как кукла. Я ору, трясу тебя, а ты смотришь сквозь меня и не отвечаешь.
— Роджер! — завопила откуда-то Илис. — Сам же говорил не приставать! А ну, кыш!
— Помалкивай, мелочь! — рявкнул Роджер в сторону. — А то сейчас как двину веслом, и память у тебя отшибет! Будешь тихой, как морковка…
Значит, с ними все в порядке, раз препираются как ни в чем не бывало,
— Роджи, — окликнул Грэм приятеля, который приподнялся было. — Подожди. Расскажи хоть, в чем дело-то?
Роджер хохотнул.
— Долго рассказывать. Хватит и того, что мы умыкнули тебя от этих самистрянских уродов. Они накачали всех так, что никто ничего не соображал. Илис говорит, что от этой гадости может и память отшибить, потому и спрашивала, помнишь ты свое имя или нет. Когда я за тобой спустился, ты вообще никакой был, клянусь Рондрой.
Грэм поморщился и пощупал голову за ухом. Волосы насквозь пропитались кровью и свалялись в колтун.
— А остальные?..
— Что — остальные? Надо было и их тоже, что ли, вытаскивать? В шлюпку они не влезли бы, знаешь ли.
— А меня ты почему вытащил?
С минуту Роджер, кривя губы, молча разглядывал Грэма. Потом нехотя сказал, словно выплюнул:
— Должок за мной был, Соло. Ты нам с Илис все-таки жизнь спас… Теперь мы — квиты. Почти.
Затем он поднялся и куда-то ушел, а Грэм остался лежать, глядя в небо и удивляясь повороту событий. Он пока мало что понял, но поступок Роджера стал для него еще одной неожиданностью. Как и поведение его в схватке на "Белой птице".
Было тихо, только плескалась вода за бортом и скрипели весла в уключинах, да еще Роджер что-то бормотал себе под нос на непонятном языке. Илис было не слышно и не видно.
Скоро Грэм оправился настолько, что смог приподняться, сесть и оглядеться. Он был в маленькой шлюпке, а вокруг до самого горизонта — бесконечный океан. На веслах с мрачным видом сидел Роджер, весь перемазанный в крови и со здоровенной подсохшей ссадиной на лбу. Его мечи в ножнах валялись в ногах, так же как и меч Грэма. На корме, спиной к Роджеру, устроилась Илис, вперив задумчивый взгляд в горизонт. Она выглядела совершенно как обычно. Ну, может, чуточку более тихой.
Было холодно и ветрено, и Грэм продрог до костей. Из одежды на нем оставалась одна рубашка, да и та порванная. Где его плащ, он не помнил. Ни кинжала, ни кошелька, ни сумки в шлюпке тоже не было.
— Роджи, — позвал Грэм. — А что случилось с экипажем? С кораблем?
— Корабль, — отозвался Роджер с некоторым напряжением, ворочая веслами, — думается, утопили. Сняв с него все ценное, конечно. Эх, бедные наши лошадки… Зря мы их в Карате не оставили… — (с кормы тут же послышался вопль Илис: "Ма-альчики, ну я же вам говорила!"). — Что до экипажа… Честно говоря, не знаю, что с ними. Капитана, кажется, убили… Офицеров — тоже. Остальных — кого как. Те, что остались живы, в основном были вместе с тобой.
Грэм немного помолчал. Значит, большая часть истрийцев погибла. Н-да, невесело… И капитан Берек, значит, мертв. Хороший был человек. Да будет Борон добр к его душе.
— А ты-то как ушел?
— Так и ушел. Разевал бы ты рот по сторонам поменьше, тоже не попался бы. На кого ты любовался, кстати?
— На вас с Илис.
— А что, это так интересно?.. Вот уж не думал, — ядовито сказал Роджер. — Ну и чего ты на нас пялился?
— Куда мы плывем? — спросил в ответ Грэм.
— В Самистр.
Грэм ничего не сказал, только невольно содрогнулся всем телом. Роджер заметил это и ухмыльнулся.
— Не дергайся. До материка мы на этой посудине не дотянем. Далековато, а у нас никаких запасов с собой нет. Илис смотрела у капитана карты и сказала, что до Самистра от того места, где мы находимся, рукой подать. Там сядем на корабль до материка… Да что ты смотришь на меня, как на привидение?
— Боюсь я, — признался Грэм.
— Чего?!
Вместо ответа Грэм раздвинул на груди рубашку, показав клеймо.
— Пфу! — сказал Роджер. — Помнится, ты всегда был осторожным, но теперь, похоже, стал еще и пугливым, как лесная птаха. Как ты среди братьев Фекса-то прижился? Ладно, не дрейфь. Ничего с тобой в Самистре не случится. Одолжу тебе свою куртку, и никто ничего не заметит. Все будет чудесно.
— А если Роджер будет всем улыбаться, то к нам вообще никто не подойдет, — снова вмешалась Илис. — У него улыбка просто обаятельная. Никто не устоит. В смысле, на ногах.
— Придушу, — привычно прошипел Роджер, но уже без обжигающей ненависти. — Не понимаю, дева, почему я не оставил тебя пиратам? И мне легче было бы, и людям неприятностей добавилось бы. Глядишь, корабль потопила бы.
— Наверное, в душе ты очень добрый, — предположила Илис. — И просто не можешь делать людям гадости.
— Веслом огрею, — ровным голосом пообещал Роджер.
— Не дотянешься.
С обреченным стоном Грэм вновь опустился на дно шлюпки.
Он так и не добился от них толкового рассказа, и обстоятельства спасения с самистрянского корабля навсегда остались для него загадкой. Илис, когда он начинал расспрашивать, нервно смеялась и на что-то тонко намекала. На что, он не понял. Роджер мрачно шевелил бровями, неприлично ругался на наи и советовал не лезть не в свое дело. Грэм понял только, что Роджер и Илис сумели благополучно избежать плена. Вместе они забрались на самистрянский корабль, пока он стоял на якоре рядом с полузатопленной "Белой птицей", отыскали Грэма, который пребывал в прострации, и вытащили его из трюма. По пути Роджер устроил маленькую резню — куда же без этого! Потом они нашли шлюпку и угнали ее. Каким чудом им удалось все это провернуть, в голове Грэма не укладывалось. В конце концов, он решил воспринимать это как должное. Похоже, у него в спутниках были два величайших афериста всех времен. И с этим следовало мириться.
Уже в темноте шлюпка причалила к пустынному берегу. Илис утверждала, что это побережье Самистра, и приходилось верить ей на слово, поскольку табличек с подтверждениями тут не имелось.
Стряпать ужин было не из чего, но костер все-таки разожгли, чтобы согреться. На берегу разыскали целую гору плавника и пустили его в дело. Грэма жестоко знобило, и он жался к огню. Он чувствовал себя разбитым и усталым, все тело ломило, а горло саднило, как от ожога или долгого крика. Роджер сидел неподалеку, скрестив ноги, смотрел в костер, и вид у него был необычно задумчивый. Илис устроилась поодаль и любовалась небом. Довольно долго они просидели молча, думая каждый о своем. Грэм боролся с мучительными приступами тошноты и размышлял, чем же его все-таки опоили. В химии и в лекарствах он не разбирался, и даже не мог предположить, какое зелье могло заставить человека настолько размякнуть, да еще и грозило потерей памяти. Память-то осталась при нем, но вот в голове до сих пор стоял туман, а во рту жутко горчило.