Голос дьявола среди снегов и джунглей. Истоки древней религии
Шрифт:
Убежденным сторонником предположения о позднем проникновении индейцев в Америку является американский антрополог К. Тёрнер. Свои взгляды он отстаивает, исследуя рисунок на коронках зубов, который у каждой связанной общим происхождением группы людей (популяции) так же своеобразен, как и отпечатки пальцев. Зубы — идеальный материал для изучения древних популяций, так как в почве они сохраняются лучше, чем большинство костей человеческого скелета.
В пределах монголоидной расы Тёрнер выделил южный (сундадонтный) и северный (синадонтный) зубные типы и уверенно отнес индейцев к северному. Вместе с тем рисунок на зубах индейцев отличается некоторыми деталями, которых нет у азиатских монголоидов. По мнению Тёрнера, индейцы пришли в Америку из бассейна Лены. Миграция произошла дважды. Около 15 тысяч лет назад сюда переселились люди, чьими потомками являются почти все индейские народы. Через
Выводы Тёрнера обоснованы данными о современных народах и палеоантропологическими материалами. Для этого он объехал чуть не весь свет, в том числе побывал и у нас в Ленинграде, где познакомился с богатой коллекцией Музея антропологии и этнографии. Однако сторонников древнего (ранее 20 тысяч лет назад) и многократного проникновения человека на американский континент доводы американского исследователя не убеждают. Ведь в древнейших археологических памятниках Нового Света костные останки человека пока не найдены. Нет их, в частности, и на стоянке Монте-Верде. Следовательно, никто не поручится, что зубы обитателей соответствующих стоянок относятся к типу, изученному Тёрнером на более поздних материалах. Поэтому сохраняется возможность того, что самые первые люди, переселившиеся в Новый Свет, пришли не из бассейна Лены, а, скажем, из Японии или еще какого-нибудь района.
Таким образом, археологами и антропологами проблема индейской прародины пока не решена. Гипотеза о начавшейся примерно 20 тысяч лет назад миграции из Центральной Сибири кажется наиболее обоснованной, но не исключены и другие мнения. В этой сложной ситуации возрастает ценность материалов по сравнительной этнографии и мифологии. Они могут приобрести вес, если окажется, что мифы совпадают с определенной позицией, обоснованной археологами. Не торопясь с выводами и не решая заранее, могли ли те или иные явления, общие для культуры индейцев и для народов Старого Света, возникнуть самостоятельно, или они свидетельствуют о древних контактах, посмотрим, в каких районах мира встречаются самые близкие аналогии верованиям, обрядам, ритуалам, мифам, памятникам изобразительного искусства обитателей Южной Америки.
Ряд зарубежных ученых обращали внимание на поразительные этнографические параллели между этим континентом и Меланезией.
К Меланезии относят острова и архипелаги на юго-западе Тихого океана: Фиджи, Новые Гебриды, Соломоновы, Новая Каледония и Новая Гвинея с прилегающими островами. По своему физическому типу коренное население этих мест непохоже на индейцев. Черная или темно-коричневая кожа, курчавые волосы, широкий нос и пухлые губы выдают представителей австралоидной расы, внешне больше всего напоминающей негроидную. Разумеется, несходны с индейскими и местные языки. Подобно большинству индейцев Амазонии и Восточной Бразилии обитатели Меланезии и Новой Гвинеи еще до появления европейцев занимались подсечно-огневым земледелием. Кроме того, они разводили домашних свиней.
Меланезия отличается изобилием различных культур. Даже на многих мелких островах встречается по нескольку племен с разными обычаями. Поэтому трудно найти явление культуры, которое было бы известно всем без исключения народам этого региона. Однако некоторые черты распространены очень широко и могут считаться типичными.
Большинство папуасов и меланезийцев в прошлом устраивали красочные представления в масках, играли во время праздников на священных музыкальных инструментах, видеть которые запрещалось детям и женщинам. Члены ряда мужских союзов скрепляли свое единство человеческими жертвоприношениями. Наиболее сложной ритуальной культурой обладали обитатели Новой Британии, Новой Ирландии и побережья Новой Гвинеи. О традиционных обычаях этих народов известно по работам этнографов конца прошлого — начала нашего века. В горах Новой Гвинеи до сих пор сохраняются независимые племена, исследование которых обогащает наши представления о коренных обитателях острова и о первобытной культуре вообще.
Меланезийско-папуасские верования, касающиеся мифической эпохи творения, характера населявших в то время землю существ, необходимости регулярных «встреч» с духами для поддержания здоровья людей и процветания природы, очень точно соответствуют южноамериканским. Именно на Новой Гвинее встречаются
Средствами ритуала папуасы стремились выразить ту же самую мысль, что и коренные обитатели Южной Америки: выбор правильных форм взаимоотношений с внешней средой является условием благополучия человеческого коллектива. Один из этнографов, изучавший коренное население бассейна реки Сепик, пишет по этому поводу следующее. Деятельность духов-первопредков «как бы служит катализатором всех процессов, отражающихся на жизни людей. Их загадочность есть загадочность самой природы. Совершая обряды в их честь, человек пытается повлиять на то не всегда ясное, но в конечном счете определяющее воздействие, которое оказывает природа на жизнь общества» (Д. Пенни. Новогвинейская скульптура на деревянных гонгах).
Образы первопредков и духов недавно умерших людей в представлениях папуасов и меланезийцев несколько различаются, хотя обе эти категории мифических существ изображались с одной целью — наделить людей благодатной силой, исходящей от пришельцев из иного мира. С детства привитая вера в подлинность встречи со сверхъестественным лежала в основе тех сильных эмоций, которые выказывали аборигены, несмотря на отличное знакомство с «техникой актерской игры». У обитателей севера Новой Ирландии, например, первыми во время праздника выходили мужчины, изображавшие умерших соплеменников. Этнографы, наблюдавшие эти обряды, бывали поражены, насколько коллективное самовнушение способно было создать иллюзию действительного возвращения мертвых. Бросаясь навстречу причудливым маскам, старые женщины плакали и уверяли, будто «узнали в лицо» своих давно скончавшихся родственников. Когда же появлялись маски, воплощавшие первопредков, с которыми присутствующие не связывали воспоминаний о конкретных людях, их встречали со смешанным чувством веселья и страха. «Демоны» вели себя так же, как на церемонии освящения общинного жилища индейцев уитото: врывались в дом, старались подрубить его опоры, сорвать кровлю и успокаивались лишь увидев приготовленные для них подарки.
Как и в Южной Америке, у папуасов и меланезийцев активными участниками праздников воплощения предков обычно были только мужчины. Такого рода обряды подробно исследованы ленинградским этнографом Б. Н. Путиловым, которому довелось побывать на Новой Гвинее. Как и у индейцев, ритуальное неравноправие женщин коренилось в системе половозрастного разделения труда, в характере брачных отношений. Путилов пишет, что «церемонии как бы утверждали значимость оппозиции мужского и женского мира и господствующую роль мужского начала в определенных, очень важных жизненных сферах. Отсюда — активная и последовательная настойчивость мужчин строго осуществлять дифференциацию, соблюдать правила табуирования, поддерживать статус преимущественной стороны и всячески стимулировать систему представлений об иной природе женщин, исключающей их из ритуального цикла, как и из ряда других жизненных сфер, обозначенных как мужские… Ритуальная оппозиция мужского и женского мира была продолжением оппозиции бытовой, получавшей выражение в дислокальности брачной жизни, дифференциации хозяйственных обязанностей, принижении женщины в известных обстоятельствах и др.»
Поразительно сходен у папуасов и амазонских индейцев набор священных музыкальных инструментов. Здесь и там он включал гуделку, гонг из полого ствола дерева, а также деревянные и бамбуковые флейты или трубы до нескольких метров длиной. Форма и назначение больших духовых инструментов, связанные с ними поверья и мифы в Америке и на Новой Гвинее на редкость похожи. У папуасов, например, флейты мыслились чудовищными птицами. Часто они составляли пары. Инструменты «кормили», втирая в них жир или кладя в отверстия кусочки свинины. Женщины ни при каких обстоятельствах не должны были видеть флейты. Их участие в соответствующих церемониях в лучшем случае заключалось в том, что, сидя в хижинах, они должны были высовывать наружу палочки с насаженными на конце кусочками мяса. Считалось, будто эту пищу поедают духи флейт. Очень похожие обряды описаны этнографами у многих южноамериканских племен.