Голос из хора
Шрифт:
Пересылка когда-то служила перекрестком многих дорог и потоков, где репутации подвергались обсуждениям и пересмотрам. Там склонялись и переходили из уст в уста имена знаменитостей - Пушкина, Спартака и других претендентов на лагерные рассказы из цикла "героических жизней".
– А у него кликуха была - Дантес.
Какие еще бывают прозвища:
Толик Гитлер, Тайга, Генерал Безухов, "Страшно гудит", "Тлидцать тли", Вася Недорубленный...
Хорошие фамилии:
Кошкодан и Скакодуб.
Богобоязненный православный мужик сказал, разводя
– У них живое дело. Сегодня магазин обокрасть, завтра - банк. От них и судья, и прокурор кормится.
Как грабить магазин. В обеденный перерыв, еще лучше вечером, перед самым закрытием, подходишь. Дверь на крючке. Самое главное - резкость интонации:
– Считаю до трех - стреляю через дверь - раз, два...
"Раз, два" нужно говорить очень быстро, не делая пауз, - фраза произносится на одном дыхании, на ускоряющемся вихре. До "трех" не выдерживают: всегда открывают.
На суде продавщица узнала:
– Он! Он!
– Его волчьи глаза...
Но свидетели из покупателей все очень хвалили:
– Такой вежливый, обходительный. Мы думали - артист...
Подсудимый - адвокату:
– Вы - защитник? Вы пришли - защищать! (Критически окидывая неказистую, должно быть, фигуру) Меня? Чем же вы будете меня защищать? Бумагами? (Кивнув назад) Они меня - под штыками, а вы - бумагами?!!..
Мечтательно:
– Хорошая вещь - эф-8!
(Лимонка)
– Если шуметь будем - так вместе!
(Формула предостережения - потерпевшему в грабеже)
...Сидя долгие годы, он обдумывал новые планы, пока не остановился на одном, абсолютно, как он уверял, безопасном. Поздно вечером на пару с товарищем входишь в вагон-ресторан. Перекрываешь вход и выход. Снимаешь кассу. Ну, по мелочам у кого. Потом велишь всем присутствующим выпить до капли винный запас в буфете. Силой оружия. Все, понятно, в стельку, до потери сознания. Пока они проспятся, очухаются - мы уже далеко.
(План, в самом деле, представился мне генеральным: в нем слились воедино - вино, грабеж и фокус.)
Как брали Спартака. Трое с ломами, раскалив их предварительно докрасна, в рукавицах, пошли на него. Просто на нож взять его было нельзя. Спартак начал хвататься за ломы и пожег руки. Тогда его убили.
– Кончина его была довольно замечательна.
О Пушкине рассказывают, что, когда он сидел однажды у костра с одним шпаненком, к ним подошел старшина с пистолетом и начал гнать на работу. Шпаненок огрызнулся. Мент выстрелил и убил.
– Ах, ты мразь!
– говорит Пушкин, и нащупывает сзади, как сидел, какую-нибудь палку или топор, но ничего не нашарил, и медленно встает, и медленно идет на мента.
– Мерзавец!
А в углу рта у него еще дымилась папироса.
– Не подходи - убью!
– кричит мусор, и целится, и пятится, побледнел, как вот эта стенка, и руки у него дрожат.
– Духу нехватит!
– отвечает Пушкин, придвигаясь вплотную.
И, вынув изо рта окурок, он погасил его о лоб старшины. Потом
...Чищу стулья - старательно, и по качеству они у меня лучше всех блестят, но с нормой не могу справиться - медленный, а надо очень быстро летать руками, хватая то шкурку, то циглю, то замазку для замазывания щелей и царапин. Хороший стиль (или стул), я заметил, достигается неуверенностью в себе. Стилисты, как правило, неувереннейший народ, и свою недостаточность они стараются компенсировать вниманием к слову, шлифовкой. Неуверенный не может позволить себе работать плохо, левой ногой. Гений - позволяет.
Хорошо, когда в заголовок вынесено что-нибудь яркое, блестящее: "Князь Серебряный", "Остров Сокровищ". Потом такие названия сохранились только на марках: Борнео, Бразилия. Но первый роман в литературе уже был позолочен: "Золотой Осел".
"Таинственный остров", "Три мушкетера"... Названия книг тогда издавали чудную музыку и, кажется, заключали в себе больше смысла, чем сами книги. Вспоминаю, с каким замиранием это произносилось, как пахли те страницы и корешки и каким серебром отливал нечитанный до сих пор "Князь Серебряный", - полнота слова в детстве, кто нам вернет ее, кто вернет?..
Стихотворение блатного поэта, обращенное к братьям-писателям, начиналось словами:
Вам рассказать теперь спешит
Ваш сын и брат духовной плоти,
Что мы - как давленные вши
Или посуда с-под харкотин.
Больше я, к сожалению, не запомнил. Но у него были еще хорошие строки - о заключенных:
Им белый свет - уже с дырой,
Им небо валится на плечи!
Литературные обороты - из автобиографического романа местного сочинения:
"Мы рвали цветы и т.д."
"Патефон лил песни".
"Мелодия стояла в голове".
"Я ничего тогда не знал о краткости жизни".
Штампы, оказалось, играют сюжетообразующую роль, а не только стилистическую. На них опирается сознание, разматывая рассказ по знакомой канве. Глупейшие обороты, типа "как гром среди ясного неба", "я весь трясусь, но у меня сильно работают сдерживающие центры", "обнимаю-раздеваю, и она отдается ", - при многократном повторении превращаются в колеса сюжета, в механизмы действия. "Красавец", "кровь с молоком", "в самом соку", "в ратиновом пальто" - они перепрыгивают с ветки на ветки, по событиям, с "него" на "нее" ("как лань", "как серна"), и благодаря им все совершается естественно, само собою - как в жизни.
Попробуйте усомниться в штампе - обида: так на самом деле было (и ведь, действительно, все так и было). Человек с биографией счастлив: все-таки пожил. "Пожил" - как приобрел, накопил. Ему кажется, стоит все это богатство описать своими словами - и получится "великий роман" (не получится).
Штампы - знаки искусства. Верстовые столбы. Следуя ими, жизнь, сама не замечая того, превращается в легенду и сказку.
...Пела скрипка приволжский любимый напев,
Да баян с переливами лился,