Голос мертвых
Шрифт:
— Господи Иисусе! — выдохнул в ужасе крупный — неуклюжий американец. — Джордж, какого черта здесь происходит?
— Спокойно! — приказал сидевший рядом человек, все еще держась вполоборота. Он долго всматривался в искаженное ужасом лицо Армстронга, словно изучая его и что-то обдумывая, и наконец заговорил снова:
— Ты силен и обладаешь мощным телосложением, а я не могу оставаться один на всем белом свете. Во всяком случае сейчас, в течение какого-то времени. Мне предстоит многое узнать, посетить многие места и сделать множество вещей. Мне потребуются советы и инструк-1р1и. Я должен учиться сам, прежде чем смогу... учить
— Джордж... — Армстронг облизал сухие потрескавшиеся губы. — Послушай, Джордж...
Он протянул дрожащую руку к человеку, но в этот момент волк оскалился, раскрыл пасть, обнажив огромные зубы. Он поднялся с земли и подкрался ближе.
— Я уже сказал — не шевелиться! — Человек еще выше поднял ружье, и его дуло уперлось Армстронгу в кадык. — Даже Серый понимает все, что я от него хочу. Так почему ты не в состоянии это сделать? Или ты полный идиот? Но в таком случае я зря теряю время. Я прав? Я попусту трачу время? Может быть, мне следует побыстрее нажать на курок и начать все сначала?
— Я... я... я буду сидеть тихо, — хрипло прошептал Армстронг, весь покрывшийся холодным потом. — Я буду сидеть тихо... и... и... не беспокойся, Джордж, я помогу тебе.
— О, в этом я не сомневаюсь, — ответил этот... этот незнакомец, не сводя с него горящих красноватым светом глаз.
— Я сделаю все, что ты прикажешь... Все сделаю...
— Несомненно, — снова кивнул головой незнакомец. И тут он, похоже, принял какое-то решение. — Прекрасно! Начнем с самого простого. Посмотри мне прямо в глаза, Сет Армстронг! — Отложив в сторону ружье, он почти вплотную приблизил свое лицо — ужасное и при этом обладающее гипнотической силой — Смотри внимательно, Сет, загляни в глубину моих глаз, проникни взглядом в мою кровь, в мой мозг, в мой разум. Глаза — зеркало души. Я думаю, тебе известна эта истина, друг мой. Они служат воротами для проникновения в мысли и чувства, позволяют постичь желания и страсти, обуревающие человека. Вот почему мои глаза красного цвета. Да, ибо скрывающаяся за ними душа была разорвана на куски и поглощена алым слизняком.
Его слова вызывали ужас и одновременно внушали благоговейный страх, парализовали, заставляли трепетать от страха. Армстронг понял, что находится под воздействием гипноза. Он чувствовал, как подчиняется его разум. Но Вульп — точнее, тот, кто скрывался под личиной Вульпа, — был прав: Армстронг обладал незаурядной силой духа. И прежде чем его воля будет подчинена полностью...
Оттолкнув ружье таким образом, что его дуло повернулось в сторону волка, он вцепился в горло своему мучителю.
— Я разорву тебя на куски, Джордж, — задыхаясь произнес он.
Едва только пальцы техасца сомкнулись на горле незнакомца, подобие Вульпа с воплем вцепилось ему в лицо. Три пальца левой руки ухватились за уголок рта Армстронга и разорвали его. Взревев от боли, Армстронг изо всей силы укусил своего мучителя за мизинец и перекусил палец прямо посередине, прежде чем Вульп успел отдернуть руку.
Ружье выстрелило, и эхо выстрела разнеслось далеко вокруг. Старый волк знал, что такое оружие, а потому, сверкнув серым мехом, с воем попятился, оставшись при этом совершенно невредимым.
Со стоном схватившись за раненую руку,
Каким-то образом техасцу наконец удалось освободиться от спального мешка, но, поднимаясь на ноги, он почувствовал, что к лицу его прилипло что-то шевелящееся. А псих, некогда бывший Джорджем Вульпом, сотрясался от хохота и указывал на лицо Армстронга изуродованной левой рукой, на которой от третьего пальца остался лишь окровавленный обрубок.
Техасец поднял руку и хлопнул ею по прилипшему К щеке пальцу, пытаясь смахнуть его, а когда это не удалось, попытался схватить его. Однако палец поднялся выше — казалось, он жил сам по себе — и добрался до уголка правого глаза. Когда палец, вытеснив из глазницы глазное яблоко, проник внутрь, техасец взвыл от невыносимой боли. С болтающимся на щеке глазом "“и завертелся на месте, издавая душераздирающие вопли, бил себя по лицу, но избавиться от кошмарного существа ему никак не удавалось — оно, словно червь, заползало в его голову.
— Господи Иисусе! — стонал и визжал он, упав на колени и вцепившись в пустую глазницу, будто стараясь разорвать ее. — Господи Иисусе! — не переставая повторял он, отрывая свой болтающийся глаз...
А тем временем плоть вампира, выпустив щупальца, уже заполняла его мозг.
Армстронг на коленях подполз к костру, остановился, затрясся, потом закашлялся и, как подкошенный, рухнул в огонь.
Но Вульп, сделав шаг вперед, схватил его здоровой рукой за воротник, оттащил в сторону и перевернул на спину.
— О нет, Сет — произнесло, склоняясь над Армстронгом, это существо. — Хорошенького понемножку, если ты сгоришь, понадобится много времени для твоего выздоровления А я к тому времени буду уже далеко отсюда.
— Джо-о-о-рдж! — трясясь, простонал Армстронг.
— Нет, нет, друг мой! Хватит! — зловеще улыбаясь, произнесло чудовище — Отныне ты должен называть меня Янош.
Прошло более пяти с половиной лет. Балкон одного из номеров отеля на Родосе выходил на шумную, бурлящую в этот утренний час улицу. Соленые ветры, дующие с моря, со стороны Турции, разгоняют сизые дымы и едкие испарения пекарен, запахи, исходящие из закусочных и ресторанчиков, где в это время готовят завтрак, отвратительную вонь мусоросборников — в общем, все то, что является результатом и следствием существования человечества, а в данном случае — населения, обитающего в самом центре этого древнего греческого порта.
Середина мая 1989 года. Туристический сезон еще только начинается, но уже ясно, что он будет насыщенным и тяжелым. Огненный шар солнца пока лишь на треть поднялся в чистом, ослепительно голубом небе, кажущемся куполом, ибо его невозможно охватить глазом — приходится щуриться и таким образом сужать поле зрения, превращая его в изогнутую линию. Так, во всяком случае, казалось Тревору Джордану, который накануне вечером выпил как минимум пару лишних рюмок “Метаксы”. Было, однако, еще слишком рано — всего лишь начало девятого, и он надеялся, что вскоре ему удастся окончательно прийти в себя, хотя он в то же время сознавал, что в городе станет еще более шумно.