Голос над миром
Шрифт:
Что касается «Лодолетты», то сначала надо было получить согласие музыкального агентства «Сонцоньо». А добиться этого было отнюдь не легко.
Не теряя времени даром, с помощью подруги, графини Малатеста, я стала изучать партитуру и вскоре с бьющимся от страха сердцем предстала перед строгими судьями агентства «Сонцоньо».
Онера, казалось, была написана специально для меня, композитор словно учитывал особенности моего голоса и моей артистической индивидуальности.
Невинность, глубокое чувство, горе и радость Лодолетты мне удалось
Премьера новой оперы Масканьи состоялась одновременно в палермском театре «Массимо» и в миланском «Театро лирико». В Милане исполнение главной роли было поручено Хуаните Караччоло, жене маэстро Армани, а в Палермо — совсем еще молодой певице Тоти Даль Монте.
Я не испугалась этого заочного состязания и думала лишь о том, как бы лучше разучить свою партию. Сам дирижер Баваньоли, обычно весьма осторожный и скупой на похвалы, во время репетиций охотно давал мне советы и всячески подбадривал.
Началась генеральная репетиция. Загримировавшись, я надела деревянные сандалии, в последний раз поправила белоснежный чепчик и появилась на сцене. Но тут я настолько вошла в образ своей бедной героини, что залилась горючими слезами и не смогла спеть ни единой фразы.
После репетиции Баваньоли зашел в мою комнату и сказал:
— Хорошо еще, что ты разревелась на репетиции. Будем надеяться, что завтра вечером ты все же попробуешь петь.
На премьере я постаралась, чтобы источник моих слез иссяк, больше не плакала и показала все свои возможности. В Палермо первое исполнение «Лодолетты» имело не меньший успех, чем в Милане. Палермские зрители приняли меня восторженно. Так же успешно прошел в Палермо и «Риголетто».
С тех пор я завоевала Сицилию и стала любимицей островитян, особенно после того, как приняла предложение петь в операх Беллини.
Эту главу мне хочется закончить описанием встречи с моей «соперницей», знаменитой Хуанитой Караччоло.
Прославленная, тонкая певица, она подошла ко мне и сказала с непередаваемой простотой и симпатией:
— Ты со своим ангельским голосом и с душой ребенка словно создана для роли Лодолетты. Я уверена, что ты спела и выразила ее чувства лучше меня.
Слова Хуаниты глубоко растрогали меня, и я подумала, что подлинно великие артисты искренны и благородны, им чужды низкая зависть и ревнивое, мелкое чувство.
Не стоит и говорить, что я навсегда осталась другом Хуаниты Караччоло и ее горячей поклонницей.
X. «Нежное пение утешает в горести»
Вернувшись в Милан после палермских триумфов, я немедля отправилась к Маргерите Клаузетти, и та сразу же постаралась устроить мой концерт в консерватории.
И на этот раз наши старания увенчались успехом. Я с обычной тщательностью стала готовиться к выступлению.
К несчастью, мне дали такого плохого аккомпаниатора,
И вновь меня спасла синьора Клаузетти. Она повела меня в дом к знаменитой сопрано Марии Фарнетти, жившей неподалеку от театра «Даль Верме». Апартаменты Марии Фарнетти поразили меня своей роскошью, сочетавшейся с тонким вкусом, что придавало комнатам очень уютный вид. В жизни не видела я такой прекрасной квартиры!
Фарнетти приняла меня весьма любезно и от души поздравила с первыми театральным успехами. Когда Маргерита Клаузетти попросила ее одолжить мне на концерт вечернее платье, она охотно согласилась помочь своей начинающей и… не слишком богатой коллеге.
Она провела нас в свою гардеробную, жестом доброй феи распахнула один из громадных шкафов и просто сказала:
— Выбирай, Тоти, что тебе больше всего нравится!
Я даже растерялась. Шкаф был полон элегантнейших платьев любого цвета и на любой вкус. Я высмотрела великолепное лиловое платье — этот цвет до сих пор остается моим любимым — и, не колеблясь, еле слышно произнесла, указывая на него:
— Вот это.
— Оно твое, — тут же сказала Фарнетти. — Я тебе его дарю.
У меня от счастья навернулись на глаза слезы.
Настал день концерта.
Я была безмерно рада, что выступаю в чудесном новом платье, но очень нервничала оттого, что аккомпаниатор заставил меня петь тускло и чуть ли не вполголоса.
Все же концерт прошел более или менее сносно.
Синьора Клаузетти сказала, что, возможно, на концерте будет сам Тосканини, но у меня не хватило смелости спросить ее, был ли маэстро в зале. Тем более что сама я даже синьору Клаузетти там не заметила.
После этого печальной памяти концерта я уехала в Турин, где вместе с тенором Крисманом и баритоном Кашманом пела в операх «Дон Паскуале» и «Риголетто».
После одного из спектаклей коммендаторе Кьярелла преподнес мне чудесное белое платье, очень подходящее для партии Джильды.
Когда я вернулась из Турина, ко мне явился театральный агент Трамонтано и предложил выехать в Фаэнцу для выступления в «Риголетто».
Я согласилась, и мы тут же отправились в путь. По приезде в Фаэнцу он отвез меня в старую, плохо освещенную гостиницу и порекомендовал не вступать ни с кем в разговоры и не выходить из комнаты до его возвращения. Весьма удивленная, я спросила, что за причина моего внезапного «заточения», но он уклонился от ответа.