Голос над миром
Шрифт:
Подъехав к моему дому, он сигналил рожком и неизменно ворчал:
— Угораздило же вас поселиться у черта на куличках, — когда в центре квартир и гостиниц не оберешься. Ну поторопитесь, мы и так опаздываем.
На репетициях «Франчески да Римини» я очень огорчалась тем, что вездесущий Тито Рикорди, весьма внимательный, энергичный, властный, словно вовсе не замечал меня и не удостаивал мою персону ни единым взглядом. Я чувствовала себя униженной и поделилась своей обидой с синьорой Клаузетти. Милая Маргерита стала уговаривать меня не расстраиваться из-за такого пустяка. Но после
— Так ведь она рождена для сцены.
Я сразу успокоилась.
И вот настал день премьеры. На сцене и в артистических уборных царило лихорадочное возбуждение. Элегантная публика, заполнившая все места в зрительном зале, с нетерпением ждала, когда поднимется занавес; маэстро Маринуцци подбадривал певцов, которые нервничали и очень волновались. А я, я… ничего не видела и не слышала вокруг; в белом платье, белокуром парике… загримированная с помощью моих партнеров, я казалась себе воплощением прекрасного.
Наконец мы вышли на сцену; я была самой маленькой из всех. Смотрю широко раскрытыми глазами в темную пропасть зала, вступаю в нужный момент, но мне кажется, что голос не мой. Да к тому же подвела неприятная неожиданность.
Взбегая вместе со служанками по ступенькам дворца, я запуталась в своем слишком длинном платье и упала, сильно ударившись коленом. Я ощутила острую боль, но тут же вскочила. «Может, никто ничего и не заметил?» Я приободрилась, а тут, слава богу, и акт кончился.
Когда смолкли аплодисменты и актеры перестали выходить на «бис», мои партнеры окружили меня и стали утешать. Из глаз у меня готовы были брызнуть слезы, и казалось, что я самая несчастная женщина на свете.
Ванда Феррарио подходит ко мне и говорит:
— Не плачь, Тоти… Запомни… Упала на премьере — значит, жди удачи!
Маринуцци делает вид, что вообще ничего не заметил. Проходя мимо, он улыбается мне. Улыбается и Пертиле.
«Ну, в сущности же, ничего страшного не произошло, просто пустяковый случай. Все, кроме меня, давно уже и думать о нем забыли. Просто впредь надо быть осторожнее и внимательнее».
Я на собственном горьком опыте убедилась, как много ловушек и случайностей подстерегает нас на сцене. Но на этом неприятности не кончились. В четвертом акте новый сюрприз. Из-за маленького роста мне не удалось зажечь лампаду от светильника Франчески. Роза Райза, заметив, что я растерялась, улыбнулась мне и кивком головы велела уйти со сцены.
Так невольно условный сценический жест на миг обрел подлинный, реальный смысл.
Постановка «Франчески да Римини» на сцене «Ла Скала» явилась незабываемым событием в музыкальной жизни. Газеты пестрели восторженными отзывами о спектакле.
По газетным вырезкам, хранящимся в моем первом альбоме, я обнаружила, что кое-кто из музыкальных критиков заметил и маленькую Белоснежку.
Газета «Сценическое искусство» писала: «Тоти Даль Монте — одна из подающих надежды певиц нашего театра», а «Музыкально-драматическое обозрение» замечало: «Тоти Даль Монте в роли Белоснежки полна грации, она обладает сочным тембром голоса
Несмотря на то, что я споткнулась и упала, мой дебют прошел удачно. Критика отнеслась ко мне благосклонно. Излишняя поспешность — враг артистов. Это были мои первые шаги на сцене, и пока я не претендовала на большее.
Я не имела никакого права возомнить о себе оттого, что впервые пела с такими знаменитыми артистами, как Пертиле, Роза Райза, Данизе, и удачно дебютировала во второстепенной роли, пусть даже на сцене величайшего итальянского театра.
Отец, родственники, друзья, знакомые — все безмерно радовались моему первому успеху. Правда, маэстро Амилькар Менегель немного сердился, что я изменила свое имя, но очень скоро его обида прошла.
Барбара Маркизио тоже была очень довольна моим многообещающим дебютом. До самой своей смерти она просила, чтобы я подробно сообщала ей о всех моих новых ролях.
VIII. Масканьи. А, так это вы «малышка» Барбары Маркизио?
Когда закончились спектакли «Франчески да Римини», я целый месяц сидела без дела. Свои десять лир в день я получала регулярно, но долгое безделье наверняка деморализовало бы меня, не будь дружеской поддержки синьоры Клаузетти. «Чего же ты хочешь, моя дорогая Тотина, чтобы тебе давали роль в каждой опере? — не раз повторяла она. — Наберись терпения и спокойно жди подходящего случая».
Театр «Ла Скала» готовил тогда новую, весьма пышную постановку «Богемы» Пуччини.
Мне неудержимо хотелось принять участие в этом спектакле, который стал потом незабываемым. Партию Мими поручили ни больше, ни меньше, как великой Розине Сторкьо. Еще и поэтому я страстно мечтала исполнять партию Мюзетты.
Какое счастье, если мечта моя сбудется! Тогда я буду петь со Сторкьо и со всемирно известным Бончи, которому поручена партия Рудольфа.
Синьора Клаузетти пыталась поговорить с импрессарио Вальтером Мокки, но партия Мюзетты уже была обещана другой певице.
Много лет спустя, когда я уже «пробилась», Мокки воскликнул:
— Чудно, право, что тогда я не решился доверить тебе партию Мюзетты!
Мне предложили петь в оратории Франка «Блаженство», которая была с успехом исполнена в самом конце сезона. Понятно, я согласилась и получила большое удовлетворение от концертов.
Но этого мне было недостаточно, я мечтала о другом и терпеливо ждала счастливого случая.
Между тем в театре начались репетиции «Сельской чести», которую собирались поставить под руководством самого автора в день двадцатилетия со дня появления этой оперы.
Я набралась смелости, подошла к помощнику дирижера Габриэлю Сантини и попросила его поручить мне партию Лолы.
Сантини заметил, что роль мне не подходит, поскольку она написана для меццо-сопрано. Я настаивала, взяла у него ноты, удачно спела отрывок, и Сантини пообещал подумать над моим предложением. Тогда я вновь обратилась за помощью к синьоре Клаузетти и добилась желанной роли.
Партия Лолы была мне почти незнакома, я никогда ее не репетировала, но благодаря хорошей музыкальной подготовке быстро ею овладела.