Голос свободы
Шрифт:
– Что, серьезно? – изумился Уокер.
– Честное слово. – Она ушла в кабинет и вернулась с десятком красных фишек, майкой, шортами, сланцами и лаконичным договором. – Размер прикинула на глазок. Что не подойдет, можно обменять. Вашу подпись; договор гласит, что вы должны двадцать фишек за одежду.
Бен чиркнул ручкой.
– Вы военный? – спросила дама, потому что Бен так и ходил в камуфляже морпехов.
– Нет, но приехал с отрядом Национальной гвардии.
Дама протянула руку.
– Надеюсь, вам понравится в «Цезарь Палас». Когда побреетесь
Шесть часов кряду Бен кайфовал: мылся, брился, отсыпался. А потом он спустился вниз в новой майке, шортах и сланцах. Десять фишек жгли ему карман.
Если не обращать внимания на современную моду, казино напоминало гравюры XVIII–XIX веков. Свечи заливали комнату, крупье и игроков мягким волшебным светом. На высоких потолках танцевали тени. Якобы древнеримская отделка «Цезарь Паласа» и живой свет создавали потусторонний эффект, будто тебя забросило далеко в прошлое. Бряцанье игровых автоматов давно смолкло, ему на смену пришли тихие, естественные звуки. В углу просторного холла играл на акустике джазовый квартет.
Неудивительно, что местные жители не вылезают из казино, подумал Уокер. Если сравнивать с его злоключениями, здесь настоящий рай.
Он бродил по комнате, разглядывая игроков в рулетку, кости, блэк-джек и покер. Отдельные мастера играли в баккара. Уокер присел за пустой стол для блэк-джека к высокой, эффектной брюнетке-крупье. Той было чуть за тридцать. Как и все вокруг, она была в майке и шортах. Уокер счел, что фигура у нее – загляденье.
– Какая у вас минимальная ставка? – спросил он.
– Две фишки, – ответила та, глядя ему в глаза. – Недавно в городе?
– Сегодня приехал. – Он положил на стол две фишки, брюнетка сдала Уокеру карты: шестерку в открытую, пятерку в закрытую. Он попросил еще карту. На стол легла тройка.
– В наши дни мало кто стремится в Лас-Вегас, в основном все едут отсюда. Как вы к нам попали?
– В компании солдат Национальной гвардии. Еще карту.
– Вы солдат?
– Нет.
Девушка сдала ему четверку. Он помахал рукой. Она перевернула свою карту. Перед ней лежали две картинки.
– Двадцать, – сказала она.
– Хреново, – ответил Бен, переворачивая пятерку.
– Восемнадцать. Маловато. – Брюнетка забрала две фишки. Бен выложил на стол еще две.
– Так они что, просто вас подвезли?
– В каком-то смысле. Я журналист из Лос-Анджелеса.
Девушка сдала карты. Бену досталась картинка в закрытую и двойка в открытую.
– Слышала, там дела обстоят паршиво.
– Когда я уезжал, там был кошмар. А у вас тут хорошо. Карту.
Пожав плечами, она сдала ему восьмерку.
– Мы здесь не живем, а выживаем. – Он помахал рукой, и она открыла свои карты.
– Девятнадцать. – Перевернув его карту, девушка одобрительно улыбнулась. – Двадцать. С меня две фишки.
– Отыгрался. Как тебя зовут?
– Келси. Келси Уилкокс. – Она протянула руку, и Бен ее пожал.
– Бен Уокер.
– Очень приятно.
Глядя, как Келси сдает карты,
Чтобы люди, заигравшись, не забывали поесть, на время завтрака и ужина казино закрывались. Бен предложил Келси составить ему компанию, а заодно показать, «как у них тут устроено». В сумме он выиграл сорок две фишки, семь отдал ей «на чай». Оставшейся суммы, по ее словам, хватало на ужин с лихвой.
Столовку оборудовали в цирковом шатре. За пластмассовыми столиками могло разместиться больше сотни человек. Люди подходили к раздаче, делали заказ, расплачивались фишками и с подносом уходили за столик. Сегодня в меню была овсянка, свежие фрукты, салат из латука, моркови, огурцов и помидоров и овощная лазанья, поджаренная на огне. На десерт – арбуз и галеты с расплавленной зефиркой и шоколадом.
Молодые люди с трудом отыскали свободное местечко.
– Должен признаться, вы молодцы. Просто не верится, какую конфетку вы сумели слепить из дерьма.
Келси улыбнулась.
– В этом плане у меня бабушка была великая мастерица. В юности хиповала, ну ты читал наверняка, что в шестидесятых длинноволосые подростки собирались в коммуны? Она рассказывала, как они жили на ферме, свободный секс, все дела. Тусовалась с музыкантами, курила марихуану. Слушала «Грейтфул Дэд» и «Джефферсон Эйрплейн».
– Офигеть, «Джефферсон Эйрплейн», – засмеялся Бен. – Сто лет о них не слышал. Крутая у тебя бабушка.
– Ага. Умерла в 2003-м. Когда ей было сорок с небольшим, вдруг заболела рассеянным склерозом. В последние годы ей было очень плохо. Грустно было смотреть, как она угасает.
– Сочувствую.
– Ничего, все нормально. Знаешь, шериф Мак – молодец. Он мне нравится. И вообще всем. Он каждого помнит по имени. – Поковыряв в тарелке вилкой, Келси предложила: – Расскажи-ка лучше о своих приключениях.
Уокер покачал головой.
– Жизнь вдоволь на мне потопталась, сегодня не хочется вспоминать. Давай завтра, а?
– Да ты никак меня клеишь! – засмеялась Келси.
– Что ты! Прости, ничего такого не имел в виду. – Смущенный Бен отвернулся. – Как бы если завтра мы встретимся, а я сегодня тебе не надоем, и ты захочешь… в смысле…
Келси со смехом погладила его по свежевыбритой щеке.
– Не переживай, я же прикалываюсь.
В этот миг Уокера поразила ее природная красота. Широкие карие глаза искрились умом и весельем, полные губы выдавали чувственность. Где-то на дюйм выше него, но вдруг ей это не важно? Прикосновение ее пальцев подняло в Бене настоящую бурю.
– Келси, лучше расскажи о себе. Ты из Лас-Вегаса?
– Родилась я, поверишь ли, в Хьюстоне, Техас.
– А где твой техасский акцент?
– Потерялся в дороге. Когда мне было двенадцать, отца уволили с работы, и потом мы часто переезжали с места на место. За шесть лет сменили пятнадцать штатов. В восемнадцать я ушла из дома. Тогда мы жили в Чикаго. Но школу закончила, хоть и замучилась переводиться, и поступила в МТИ.