Голос Ветра
Шрифт:
– Моё имя тебе ничего не скажет. Гораздо важнее, почему я здесь. По какой причине.
– И что же это за причина, господин Никто? – Усатый перестал поглаживать шею отвратительной твари и зверь, щёлкнув пастью, раздосадованно блеснул черными, выпуклыми шариками глаз.
– Вы и есть эта причина, – пересохшими губами сказал Леко, ощущая, как элодия вяжет во рту, вызывая острое желание сплюнуть. Но он не собирался попусту переводить бесценное снадобье. Через силу сглотнув неприятное послевкусие, Стрелок продолжил: – Мне пообещали неплохие деньги за охрану города, и я намерен полностью их отработать. Так что берите ноги в руки и убирайтесь. Вам здесь делать нечего.
– А иначе?
– А иначе кому-то станет очень плохо, – Леко выдал
– Ты что, собираешься нас уделать? Похоже, у тебя полно самоуверенности, сombre 19 , вот только мозгов явный недостаток, – подал голос один из приближённых Усатого, тощий тип в смешной шляпе-котелке, сбитой на затылок. Такой манер ношения головного убора оставлял непокрытой большую часть головы субтильного бандита и не сказать, что очень ему подходил. Лоб тощего, блестевший высокими залысинами, испещряли тонкие полоски шрамов, которые могла оставить только мелкая шрапнель. Линии рубцовой ткани пересекали друг друга, образуя несимметричную сетку, и делали голову бандита похожей на мяч для игры в тлачтли 20 .
19
парень
20
мезоамериканская игра в мяч из скрученных в клубок ниток
– Судя по отметинам, это в твою черепушку их удалось собрать не так уж много. Видимо только то, что удалось соскрести со стен, – парировал Леко. – Но, думаю, считать ты не разучился. Вас всего трое, в то время как нас – в десять раз больше.
– Ты в этом уверен? – скептически поднял бровь Усатый. Орнитоптер на его плече снова расправил крылья и что-то проскрипел. Что-то, очень похожее на смех. Отшлифованная линза, закреплённая в месте, где у нормальной птицы должна находиться голова, вперилась стеклянным взором в Леко.
Почувствовав неладное, Стрелок медленно обернулся, стараясь не выпустить из поля зрения головорезов. Толпа, покинувшая вслед за ним салун, растаяла, как снег в июльскую жару. Исчез даже Мигель, в мужестве и решимости которого Стрелок не сомневался… до этого самого момента.
Поняв, что рассчитывать придётся только на себя, Леко тихо выругался сквозь зубы. При этом, когда он снова посмотрел на троицу, лицо его сохраняло видимую невозмутимость.
– Похоже, ситуация несколько изменилась, не так ли, господин Никто? – всё таким же тихим голосом спросил Усатый, явно не рассчитывая получить ответ.
Ошрамованный сопроводил замечание своего начальника издевательским гоготом.
– Ну, не в бровь, а в глаз, Гриссом. Всегда-то ты знаешь, куда воткнуть меткое словцо! Скажи, Тэнко?
Последний из троицы бандитов поддержал тощего кивком и смехом. Правда, гортанные звуки, которые он издавал, мало походили на обычное человеческое проявление веселья.
Такой же высокий и плотный, как его усатый товарищ, бандит отличался бочкообразной грудью и очень узкими плечами, на которых сидела непропорционально маленькая голова. Вместо обычной шляпы он носил цилиндр, вся внешняя поверхность которого была обшита костями мелких птиц и грызунов. На тулье странного убора болталась связка крысиных и вороньих черепов. При движении бандита ужасные «бубенцы» тихонечко постукивали, будто дьявольские маракасы смерти. Под неровными жёваными полями цилиндра виднелось изукрашенное синими татуировками лицо в обрамлении густых сальных патл. Скрученная в длинные дреды шевелюра незаметно переходила в не менее косматую бороду. Заметив, что Стрелок его рассматривает,
Леко, которого ввели в заблуждение густая растительность и людская одежда, понял, что имеет дело не с человеком, а с представителем хорагов. Насколько Стрелок знал, их шаманы пользовались дурной репутацией по обе стороны границы, что в Пьярнанеме, что в Тримории. В некоторых городах Пограничья власти даже платили за их скальпы, но охотников за трофеями всё равно не находилось. Либо в живых они оставались до неприличия недолго.
Учитывая всё это, ситуация для Стрелка складывалась неприятной. Он-то рассчитывал отделаться малой кровью и надеялся, что бандиты, увидев их численный перевес, попросту сбегут.
– Мигель! – внезапно закричал Усатый в пустоту улиц, не обращая больше внимания на Леко, словно Стрелок перестал для него существовать. – Я думал, ты разумный человек! В последний раз мне показалось, что мы поняли друг друга и пришли к согласию. Но, как вижу, я ошибся. Наняв это пугало, ты совершил глупость. Снова. Я человек по натуре терпеливый и на редкость добрый…
При этих словах Гриссома тощий снова загоготал, но тут же сник под тяжёлым взглядом командира.
– …так вот, я человек добрый, но даже у меня есть предел терпения, и ты со своими земляками его только что перешагнул. А за каждую ошибку нужно платить, Мигель. Ты слышишь? Посему с этого момента ваша мзда увеличилась… ну, скажем, вдвое. Для того чтобы собрать подарки, я даю тебе срок до завтрашнего утра и ни минутой больше! И, чтобы ты имел представление о том, что станет с вашими домами в случае очередной дурацкой выходки…
Усатый перевёл взгляд на тощего подельника и совершенно бесцветным будничным голосом распорядился:
– Чаки, окажи любезность, запали-ка вон ту грязную хорьковую нору, которую здешние пожиратели буррито осмеливаются называть салуном. Всё равно они им не пользуются так, как должно. А если кто из местных вздумает тебе помешать – убей.
Тощий понимающе кивнул и легонько тронул шпорами бока коня, но тут же остановился, наткнувшись на колючий взгляд Стрелка.
– Похоже, вы забыли, что между вами и пожирателями буррито всё ещё стою я, – напомнил всадникам Леко. Пренебрежение бандитов его не тронуло. Более того, чем дольше они оттягивали начало схватки, тем сильнее смешивались элодия и адреналин в его крови, что играло Стрелку только на руку.
– Ты всё ещё здесь, господин Никто? – в притворном изумлении вздёрнул палевую бровь Гриссом, чем вызвал новые усмешки у своих дружков, – мне казалось, ты уже давно воспользовался собственным советом, взял руки в ноги и убрался восвояси. Именно так поступил бы я, окажись на твоём месте. Незамедлительно использовал предоставленный провиденьем шанс, оседлал коня и гнал его, пока он не околеет. Только поступив так, я смог бы спасти свою шкуру.
– Как великодушно с твоей стороны проявить столь редкостное в здешних местах милосердие. Но я всё же склонен отказаться.
Опёршись локтём на луку седла, Гриссом с напускным разочарованием покачал головой.
– Похоже, ты и впрямь безумец, господин Никто. Видит бог, я хотел решить всё миром… Сейчас я досчитаю до пяти, и ты либо уберёшься с нашего пути, либо станешь полностью соответствовать своему имени.
Гриссом на минуту замолчал, очевидно давая возможность Стрелку оценить обстановку и принять единственно верное решение. Конечно же, «верное» по мнению самого бандита.
Пауза, повисшая между мужчинами, быстро заполнилась тишиной и напряжением. Едва слышимые до этого шорохи стали в сотню раз сильней. Скрежет зубов велрикона, шуршание перекати-поля, прыгающего по засыпанной песком брусчатке, мерное гудение механических частей автоматрона на плече у бандита – все эти звуки заполнили собою мир. Наконец, Гриссом, с показным сожалением, вздохнул.