Голос зовущего

Бэл Алберт

Арестованных повели дальше. Льдистой синевой сверкало небо. От пакгаузов Динабургского вокзала протянулась вереница подвод. Воробьиная стая заметалась над конскими яблоками посреди вокзальной площади.

Канал лежал подо льдом, местами ветер намел снегу, и конькобежцы, вооружившись метлами, расчищали площадку для катания.

Похоже, что город был равнодушен к судьбе четырех арестованных; сразу за каналом громоздился каменный куб, во весь рост поднялось темно-бурое здание полицейского управления, и казалось, ничто и никто не спасет уже арестованных, и нет такой силы, которая смогла бы их освободить после того, как массивная дубовая дверь затворится за последним конвоиром.

На

поверхности, как всегда, царило обманчивое спокойствие, но где-то в глубинах города чувствительным сейсмографом, отмечавшим ничтожнейшие сотрясения, малейшие отклонения от привычного ритма, работал ЦК партии.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Структура организации была проста и демократична. Во главе нескольких тысяч товарищей стоял Центральный Комитет.

В первом номере газеты "Циня" была дана точная характеристика состава ЦК. "Члены нашего Комитета не какие-нибудь там богатыри и командиры, просто это закаленные, в борьбе проверенные люди, потому они и поставлены на самые опасные, ответственные посты". "Комитет не что иное, как исполнитель воли сознательных товарищей, однако он не принимал и не собирается принимать каких-либо решений, сначала не узнав мнения большинства, и всегда намерен поддерживать связь с широкими рядами борцов".

Через Центральный Комитет поддерживалась постоянная связь с другими социал-демократическими организациями России.

Следующую ступень составляли руководители городских участков, их же называли еще и представителями.

За ними шли пропагандисты, далее - советы предприятий и кружков.

Представители ведали сбором донесений, распространением листовок и подпольной литературы, партийными взносами. Они же готовили собрания и стачки. Каждый отвечал за свой участок.

Пропагандисты заботились о том, чтобы товарищи в живом общении усваивали социал-демократическое учение. Пропагандистом мог быть всякий, у кого имелось достаточно знаний и способностей.

Советы предприятий состояли из руководителей кружков и сознательных рабочих. Заводские и фабричные советы ведали на своем предприятии агитацией, разбрасывали листовки, объявляли бойкот доносчикам и неугодным мастерам, они же готовили стачки.

Руководители городских участков поддерживали тесные связи с фабричными и заводскими советами, об их решениях и пожеланиях извещали Центральный Комитет.

В целях безопасности были выработаны секретные предписания, и все товарищи должны были безоговорочно их выполнять.

Конспирация обязывала в личной переписке ни словом не упоминать о социал-демократическом движении.

Запрещалось хранить у себя фотоснимки товарищей по партии, вплоть до фотографий в медальоне, а равным образом и визитные карточки, книги с дарственными надписями товарищей, будь это книги трижды легальным чтивом. Запрещалось записывать адреса, все полагалось держать в памяти. Членам организации не разрешалось здороваться друг с другом на улице, в театрах и общественных местах, если они были знакомы лишь по организации. Строго-настрого запрещалось высказывать в обществе свои истинные убеждения и т. п.

"Это нужно для того, чтобы мы противостояли притеснителям не как отдельные, разрозненные личности, а как сплоченная, крепкая организация, чтобы наши действия и удары были согласованы во времени, проводились по единому плану, ибо только в этом случае нам удастся одолеть противника", писала нелегальная газета "Циня".

В ту пору Рига занимала площадь немногим более ста шестидесяти квадратных верст, примерно триста тысяч человек проживало в пяти ее районах: Центральном,

Петербургском, Московском, Митавском, а также в Предместье. Город был разбит на двенадцать полицейских участков, на каждые пятьсот жителей приходился один блюститель порядка, во главе полицейского участка стоял пристав. До того как ввели военное положение, Ригой правили восемьдесят членов городского совета, все толстосумы, толстопузые старики с тощими ногами, хозяйственной смекалкой и зыбкой совестью.

В Риге имелось несколько больниц и две лечебницы для душевнобольных, всегда переполненных. Канули в вечность рижские цехи бондарей, переплетчиков, мясников, кожевников, поясников, лудильщиков, перчаточников, печников, шляпников, мукомолов, бахромщиков, седельников, портных, трубочистов, каретников, кресельников, столяров, гончаров, часовщиков, медников, колоколыциков, ножевиков, игольщиков, на смену цехам пришли заводы и фабрики. По законам Российской империи фабрикой считалась всякая мастерская, где работало более шестнадцати человек, о своих правах во всеуслышание заявляли металлисты, ткачи, прядильщики, механики, формовщики, литейщики, промышленность росла и развивалась, а рабочие по-прежнему получали мизерную плату, все остальное в виде прибыли утекало в кошельки работодателей, а Рига славилась в Российской империи своим действенным и образованным рабочим классом, в октябре тысяча девятьсот пятого года на улицы вышло одновременно более ста пятидесяти тысяч демонстрантов, стачками были охвачены все заводы и фабрики, все учреждения. Двадцать пятого ноября того же года на рижских заводах было изготовлено двадцать тысяч единиц колющего и режущего оружия.

Партийные воззвания были напечатаны на четырех языках - латышском, русском, немецком, эстонском.

В декабре тысяча девятьсот пятого года революция в Российской империи достигла наивысшего подъема.

Девятого декабря в Москве началось вооруженное восстание, на улицах появились баррикады.

Латышские социал-демократы в поддержку московских рабочих двенадцатого декабря объявили всеобщую забастовку. Во время забастовки происходили многолюдные митинги и вооруженные столкновения с полицией.

Революционные выступления в Риге, в Латвии были нераздельной частью первой буржуазно-демократической революции в России. Латышский народ вместе с русским народом боролся за свержение самодержавия.

Начальник жандармского управления Лифляндской губернии писал в своем донесении петербургскому начальству: "Всей жизнью в Риге, несомненно, руководит революционный комитет", а министр внутренних дел Дурново во всеподданейшем докладе Николаю II доносил: "Вся территория Курляндской губернии, исключая Митаву, Тукумс и Либаву, а возможно, и некоторые другие населенные пункты, занятые отдельными воинскими частями, находится в руках мятежников".

Так оценивал события министр внутренних дел двадцать третьего декабря тысяча девятьсот пятого года, однако накануне Нового года боевым дружинам рабочих пришлось принять неравный бой с противником, войска наводнили Ригу и Прибалтийский край, лучшие дни революции миновали, и с наступленем Нового го да, когда на Театральном бульваре, напротив почтамта, впервые в Риге зажглись электрические фонари, состоятельным горожанам показалось, что жизнь возвращается в привычную колею.

Хотя в городе по-прежнему ежедневно подбирали неопознанные трупы, хотя стреляли по офицерам в окна освещенных трамваев, хотя полицейские в большом количестве покидали службу, ставя свою жизнь превыше жалованья и служебных выгод, тем не менее армия железной рукой мало-помалу водворяла порядок.