Голос. Сборник рассказов
Шрифт:
Маша иной раз ничего уже не отвечала на такие капризные вопросы мужа, и лишь тихо целовала его в обиженную не совсем хорошо выбритую щёку: «Ребёнка из школы встреть!»
Но настало время, когда уже сводить всё к шутке не получалось.
Как-то раз вернулся Анатолий Иванович чуть под шафе из гаражного кооператива, где периодически чинил свои Жигули, у знакомых в тёплом помещении. И когда вошёл в квартиру, то был несколько озадачен.
На кухне послышалась возня. Анатолий Иванович насторожился. «Странно! – Мелькнула мысль, – Маша ещё должна быть на работе, сын в школе! Таки воры?». Он громко протопал на кухню и, открыв дверь с мутным стеклом обомлел.
Зэк по кличке «Козырь» сидел собственной персоной на его любимой табуретке, перед ним стояла початая бутылка водки и рюмка. «Ты, это как здесь? – Смог промямлить Толик. «Воооот! – Начал многозначительно «Козырь», – Пойми меня правильно, брателло, ты хоть и
Анатолий сел на место. Желваки его ходили, пальцы подрагивали от разгоревшейся ярости, и он опрокинул в рот ещё одну рюмку водки. «Баба твоя, – начал снова говорить «Козырь», – спуталась с начальником дома культуры. Говорю тебе это, как мужику. Разберись со своей бабой! А то как-то не по-пацански получается: чел ты неплохой, хоть и мент, а баба твоя тебя кинула. Разберись, разберись, на то мы и существуем, братаны, чтобы предупреждать друг друга». Потом нежданный гость снова махнул рюмку водки и занюхал процесс рукавом спортивной курточки «Адидас», три ярко белые полоски, которой не давали памяти Толика покою. «В этой курточке видел я его последний раз в камере СИЗО!» – Подумал он невзначай, но поскольку был зол и отчасти пьян, то не придал этому особого значения.
«Некогда мне тут с тобой более сидеть», – сказал «Козырь» через долгую паузу. Встал, и, прихватив остатки водки в бутылке, вышел. Анатолий Иванович слышал, как в коридоре хлопнула входная дверь.
Он ещё долго сидел один на кухне, медленно соображая, откуда мог в его квартире взяться «Козырь». Мысли ворочались тяжело, словно булыжники в каменном карьере, где когда-то он по молодости работал шофёром. Возил добытую взрывниками породу на плавильный завод. «Ах, да,… Маша!» – Вспомнились вдруг слова гостя, – «Во всяком случае, нужно проверить информацию. Эти «братаны» соврут не дорого возьмут. А ведь всё может быть! Где она пропадает вечерами? Говорит на репетиции. А репетиции в Доме культуры. А там кто? Начальник этого самого дома! Вот курва недобитая!» Злость и ненависть наполнили совершенно пустой сосуд души Анатолия по самое горлышко. Зрачки налились красным, кулаки сжались до синевы в костяшках, и казалось, сейчас могли разрушить всё, что попадётся им на пути. Попалось дверное стекло кухонной двери.
Через несколько минут Анатолий очнулся от того, что его штаны намокли. Он лежал на полу посереди собственной кухни на толстых осколках дверного стекла и сильно хотел в туалет по-маленькому. Одна рука была разбита в кровь, другая держала железный чайник, из которого на пол текла вода, создавая под ним прохладную лужу.
Он и сам не совсем понял, как оказался в машине, интенсивно пережёвывая колючий лавровый лист, чтобы отбить запах алкоголя для гаишников. Да, и кто его тут остановит, он же свой и справка у него имеется именно об этом. Он ехал на дачу в деревне на своей старенькой Оке, и застрял, свернув с трассы в сугробе, как искал в промороженном подполе зарытый в песок штык-нож от немецкой винтовки, как потом гладил его лезвие, сидя в тёмной и холодной комнате нетопленого дома и пускал ртом пар. За окном горели сизоватые уличные фонари. Потом вернулся домой, притихший, обуздавший злобу до поры до времени.
А дома всё уже ужинали. Сын как всегда ничего не доел и отправился к своему компьютеру, а Маша наложила пельменей со сметаной отцу семейства и позвала за стол.
Анатолий Иванович с опаской пошёл к кухне, и, свернув за угол коридора, увидел, что стекло
Он вошёл, потрогал рукой стекло, а вторую руку замотанную тряпицей прятал за спиной. «Когда стекло успели вставить?» – Буркнул он себе под нос вопрос. «Какое стекло Толь?» – переспросила Маша. Тут Анатолий Иванович решил не усугублять ситуацию и просто сел есть. «А что с рукой?» – Маша взяла его за перевязанную руку и стала разматывать тряпку. Анатолий хотел было отдёрнуть руку, но прикосновения жены успокоили его и он сказал виновато: «Порезался, в деревню ездил». Маша развернула остатки тряпки. «Где ж ты порезался? Совершенно целая рука. Ударился, наверное, просто, а в темноте подумал что порезался. На даче там сам чёрт ногу сломит». Анатолий Иванович смотрел, смотрел на свою целую руку, потом взял ложку этой рукой и начал класть пельмени в рот, макая их в горку сметаны на краю тарелки.
Ночью Анатолий проснулся от того, что кто-то позвал его. И голос этот был настойчивый и странный. Шептал откуда-то из коридора, то громче, то тише: «Перепрятать штык надо, найдут ведь и всё дело сорвётся. Перепрятать нужно!» Он сунул ноги в ночевавшие возле кровати тапки и крадучись направился на голос. Но тапки сильно шаркали по немытому давно полу, хрустели соринками песка, шуршали подошвой о бугристый линолеум. Тогда он снял тапки, взял их в руки и на цыпочках двинулся дальше. Голос явно исходил из зеркала, висевшего в прихожей. Он подошёл к нему, и амальгама засветилось изнутри красноватым, в этом облаке появилось лицо «Козыря» и прошептало достаточно отчётливо: «Перепрятать нужно, паря, ты чё! Всё дело завалишь!» Тогда Толик прокрался к вешалке, и в кармане шубы нащупал завёрнутый в тряпку штык, вынул его, и так же тихо, на цыпочках, двинулся в туалет с тапками и штыком в руках. Там за сливным бачком и схоронил орудие, привезённое из деревни.
На обратном пути хотел припугнуть «Козыря», который так бесцеремонно влез в его зеркало, но тут в прихожей зажегся свет и он увидел своё сгорбленное отражение в зеркале в одних трусах и с тапками в руке. Маша смотрела на него из проёма двери спальни и сказала с язвительным смешком: «Чё это ты тут шаришься по ночам? Тапки что-ли потерял?»
Субботнее утро было похмельным и суровым в своём желании напиться как можно больше воды. От этой бестолковой жидкости у Анатолия Ивановича только распирало живот. Тогда он тайком, пока все спят, накапал себе сто грамм из припрятанной за холодильником бутылки и сразу приобрёл ясность мысли. Жизнь уже не казалась такой мрачной и вчерашнее приключение было больше похоже на бесконечный дурной сон. Он с удовольствием начал готовить завтрак, а пока готовил, ещё пару раз приложился к горлышку. Водка уже не обжигала, а приятным теплом разливалась по телу. На запах яичницы с колбасой пришла Маша. Стала готовить кофе. Воодушевлённый выпитым Анатолий Иванович разговорился: «Я тут на нашей Окушечке в деревню ездил…».
Маша посмотрела на мужа удивлённо: «На какой Окушечке, ты же уже другую машину купил». И тут Анатолий Иванович стал припоминать, что он действительно купил другую машину, тоже Жигули, но большую и новую. «Прости, прости, что-то оговорился по привычке!» – пробормотал он смущённо. «Так что там, в деревне?» – переспросила Маша. «А ничего, просто дом проверил», – ответил несколько озадаченный Анатолий. Он точно помнил, что ездил в деревню на старой машине, и как вытаскивал её из сугроба, и как сидел в пустом тёмном доме, и как откапывал немецкий штык в подполье. После завтрака он зашёл в туалет, проверил, хорошо ли заперта дверь, сунул руку за бачок унитаза и нащупал пальцами стальное лезвие штыка.
Чуть позже, Маша собралась на репетицию в дом культуры, сын отправился на реку кататься с горы на «ватрушке», а Анатолий, наливая себе очередной полтешок, сидел задумчиво на своей кухне и никак не мог осознать происходящее. Почему-то вспомнилась Чечня, где они, вооружённые до зубов, залезали в пустующие дома, производя зачистку, и в каждом доме был подвал или погреб, откуда он выносил и варенье из алычи, и вино, и разные там закуски. «Хорошее было время», – подумал скоротечно Анатолий, – «А теперь вот огурцы на подоконнике, нужно пойти полить». Он подставил кружку под струю воды и стал ждать пока наберётся полная. Вода, однако, не торопилась, хоть и текла полной струёй. Он всё ждал, ждал, а вода словно издевалась над ним. Пусто было в кружке. Тогда он треснул по крану пятернёй и вдруг увидел, что воды уже полная мойка, сливное отверстие забилось тряпкой, и она вот вот вытечет на пол, а кружку он почему-то держит у носика заварочного чайника, стоявшего рядом. «Что за бред со мной происходит?» – крикнул он в сердцах. Выключил воду, зачерпнул из мойки кружку воды и пошёл в другую комнату, где на подоконнике уже вовсю завивались плети огурцов, заправленные стебельками на специальные натянутые ниточки.