Голоса любви на путях войны

Веселова Наталья

Средств твоей матери я не знаю, но не думаю, чтоб они были велики.

Меня огорчает, Рушенька, что ваш разлад с моими родными, по-видимому, усугубляется. Жить вместе при таких условиях, конечно, трудно. Своих я не оправдываю, родная: я слишком хорошо знаю язык Марии и ее нетерпимость. Я не особенно люблю твою мать, но я никому не давал права передавать ей мое мнение, о котором ты всегда знала. Я не так несправедлив, чтобы не оценить всякое усилие, которое идет на пользу тебе и нашей дочери. Поэтому я благодарен твоей матери. Плохого от нее я не видел, более того, я встречал от нее только хорошее отношение. Во время же войны, я считаю, надо отбросить

все личные и эгоистические чувства и помогать друг другу. Я надеялся, что эти соображения помогут нашим родным ужиться вместе, но я ошибся. Оставь их, дорогая, не сердись на них, если можешь, хотя все эти колкие замечания и разговоры так терзают твое нежное любящее сердце. Они не знают и не поймут, каким сокровищем я обладаю, как много ты значишь в моей жизни. Ненаглядная моя женушка! Я люблю тебя, и люблю горячо. Знай это, знай, что, пока я жив, ты моя, а я твой. Заботиться о тебе и о нашей дочке для меня счастье. Оставь свои мрачные мысли. И пусть не угнетают они тебя – разлука ничего не поделает с моей любовью к тебе. Не говори об ошибке, не называй ошибкой то, что является счастьем моей жизни. Разве ты забыла про любовь мою? Меня жалеют, пишешь ты. Я сам жалею, и с гораздо бoльшим основанием, Марию: радости жизни незнакомы ей.

Люблю мою Рушу, жену мою дорогую. Мне очень приятно то, что ты пишешь про дочурку, что она здорова и хорошенькая, такая же, как Руша, и что зубки у нее уже есть. Неужели она уже начинает говорить? Милуша, какая ты счастливая, что видишь ее, и я счастлив вместе с тобой. Я не узнаю ее, когда приеду, а она меня…

Я еще перечитал, уже в который раз, эти два твои письма. Как тяжело тебе, родная! Только ты будь здорова, только не теряй бодрости и надежды на лучшее. И не жалей ничего из вещей, чтобы улучшить свое материальное положение, слышишь?

Целую тебя, моя радость, моя любимая и любящая жена.

Муж твой Дима.

P.S. Отец твой – самый аккуратный мой корреспондент. Я получил от него несколько писем за все время, и сюда получил уже письмо. Д.»

«Лукоянов

Суббота, 7 февраля 42 г.

№ 5

Дорогая моя женушка!

Мой отъезд из Лукоянова уже решен, как и других наших. Сегодня уже часть из нас уехала. Моя очередь наступит, самое позднее, через 2-3 дня. Мы едем в Москву, где получим новое назначение. Сейчас, как и все дни прошедшей недели, я совершенно свободен, так как со всеми делами уже покончено, и я жду отправки. Крепко целую тебя, дорогая. Твой Д.»

И вот первая ирония судьбы: Димитрий отправлен в Москву ждать назначения – а Тамары там нет! Не уехала бы – жить им хоть три месяца вместе!!! Но не судьба…

«Москва, понедельник

16 февраля 42 г.

Моя дорогая ненаглядная женушка!

Я снова в Москве. Приехал сюда вечером в субботу. Прошел прямо в наш старый дом. В нашей комнате холодно и неуютно. Я оставил вещи и пошел пешком на Софийскую набережную к теткам. У них дело не лучше. Нет дров и нет воды. Две ночи я ночевал у них, а сегодня мне захотелось остаться в нашей квартире, хоть и неуютно здесь стало с тех пор, как тебя нет, но все мне так тебя напоминает, все так дорого. Милая моя, милая Руша…

Я

подобрал ключи и открыл шкаф, там нашел нашу подушку, на которой сегодня буду спать, и взял два справочника. Тебе я отправил телеграмму и справку ценным письмом – для получения по ней «подъемных» денег для эвакуированных – что-нибудь около 500 рублей на вас троих. Сегодня выяснилось, что некоторое время я буду находиться в Москве в резерве. Мое место жительства – дом на углу Воронцова Поля и Покровского бульвара. Ты хорошо знаешь этот дом. Завтра пойду туда. Сколько времени придется пробыть здесь, сказать трудно, обо всем этом я еще буду писать тебе.

Ты мне писала, что дочурка наша поправилась, выглядит хорошо. Когда ты написала, что она играет ложечками вместо игрушек, которых у нее нет, я был тронут до глубины души. Какая у нас с тобой чудесная детка. Я ее хорошо себе представляю, хотя, наверное, такой, какой она была 4 месяца назад. А ведь у нее теперь и зубки есть, и говорить она начинает. Какой я, Рушенька, счастливый, а ты – вдвойне, потому что она с тобой!

Вчера я порадовался, что тебя нет в Москве, да и мамы тоже. Проснулся ночью от сильной стрельбы – весь этаж наш содрогался! Тем не менее, я продолжал спать и не слышал, когда кончилась тревога. Был налет в ту ночь. В доме теток по всему фасаду не оказалось ни одного стекла. То же и в смежных домах. Более серьезных повреждений на этой улице не было. К счастью, в самой квартире теток уцелели и стекла.

От соседки Наташи я узнал, как страшно вы ехали до Кинели, как вас обокрали, бедняжки мои. Но все это не главное – главное в том, что я люблю тебя, желанная моя супруга. Целую тебя горячо, моя милая, близкая и любимая.

Любящий тебя муж твой Димитрий».

«Москва, 29 марта 42 г.

Воскресенье

Дорогая моя!

Получил сегодня твое письмо от 2 марта. Я много дней был на Софийской набережной у теток. Я чертил, как когда-то раньше! У меня есть одно изобретательское предложение – так вот, я оформлял его, сделал чертежи. Два чертежа формата «В», которые я приложу к авторской заявке. Мне нужно было скопировать их, и я обратился к Зиночке Борисовой. Добрая Зиночка сделала и решительно отказалась взять с меня плату. Я был тронут этим вниманием, но не знаю, чем отблагодарить ее. Она работает в институте в штабе ПВХО. Сутки она дежурит, затем целый день свободна. Я позвонил ей 24-го, и она сказала привезти чертежи к ней на квартиру. Оказалось, что она живет в прекрасном доме на ул. Горького. Меня поднял лифт на 4-й этаж, и я очутился в хорошей квартире с газом и прочими удобствами. Сейчас это большая редкость в Москве…

Милуша моя, я хотел написать тебе о своих соображениях относительно твоего приезда в Москву. Повторю, что приезжать сюда ни тебе, ни маме с Мурой ни в коем случае не следует.

Не скучай, любимая, и не тревожься понапрасну: с тобой ведь моя дочка. Твои письма о ней очень меня радуют. Мне кажется, я себе представляю, какая она. Мне пишут и мама, и Мура, что она – всеобщая отрада и скрашивает всем вам жизнь.

Я пишу в нашей старой квартире. Твой племянник здоров, твой брат Валентин приехал в Москву и пробудет здесь со своим генералом недели две.