Голоса пьеса ч2
Шрифт:
Евгений Винокуров.Война — это, конечно, кровь, но прежде всего грязца. Самое главное на войне — это грязь.
Студентка."Анна Каренина" досталась. Она, видите ли, из-за него под поезд бросилась. Да я его самого теперь под поезд сброшу. Не та теперь Анна пошла.
Студент Хуйеубаев.Эту Каренину повесить мало. Она жена ответственного работника, государственного человека и такое себе позволяет.
Студент
Рабинович.Нет никакой истории философии. Есть история множества философий. У каждого своя философия.
Писатель Комиссаров.Многие до сих пор так ничего и не поняли. Вот недавно подходит ко мне один критик и говорит...
Критик.Я должен перед тобой извиниться. В 48-ом году я был неправ, когда написал, что хор Пятницкого гениальнее Шекспира, потому что народнее.
Комиссаров.И это все, что он понял. Во всем остальном как был, так и остался сталинистом.
Приставкин.Я со сталинистами никогда не спорю. Просто выставляю за дверь. Как услышу, что Сталин был хороший, или за дверь выставляю, или сам ухожу.
Я.Треть страны за дверь не выставишь, а уходить нам некуда.
Маяковский.
Если бьет дрянной драчун
Слабого мальчишку,
Я такого не хочу...
Я.Я придумал для Маяковского псевдоним — Подленин. Ведь он себя "под Лениным" чистит. А Вознесенский на самом деле Иленин: "И Ленин, как рентген, просвечивает нас". В каждом гении сидит графоман. В Маяковском Подленин, в Вознесенском Иленин. Может, и во мне какой-нибудь Подпутин сидит, не приведи господи.
Евгений Винокуров.В 49-ом году я был секретарем комсомольской организации в Литинституте и присутствовал на парткоме, где Поженяна исключали из института. Но я не голосовал. Я поссать вышел.
Комиссаров.Нашел чем гордиться. Он поссать вышел!
Евтушенко.Иногда поссать — большая смелость. В том же 49-ом году идем мы
Поэт Николай Глазков.
Я смотрю на вещи из-под столика.
Век двадцатый, век необычайный,
Чем ты интересней для историка,
Тем для современников печальней.
Холин.Мы еще в ХХ веке, но в парусах уже чувствуется ветер XXI века.
Я.В 60-х в "Известиях" появилась статья "Тунеядцы карабкаются на Парнас". Это про Сапгира и Холина и Всеволода Некрасова.
Холин.Вот вы нас гоните и ругаете, нас надо холить и сапгирить.
Я.По-моему, все советские поэты что-то вроде тех надутых презервативов, присланных на фронт: и от сифилиса не спасают, и удовольствия не дают.
Вовка.
Один американец
Засунул в жопу палец
И думает, что он
Заводит граммофон.
Я.Когда полиция нагрянула в знаменитую башню Всеволода Иванова, где происходили мистерии, они застукали только одно нарушение: мать теоретика символизма была переодета в мужскую одежду.
Всеволод Иванов.Символ только тогда есть символ, когда он темен и многолик.
Надя Сальтина.Однажды в редакцию ввалился мужик с мешком...
Мужик.Где у вас тут сгружать? В этом мешке вся моя жизнь описана, сорок лет писал.
Надя Сальтина.А в другой раз пришла странная тетка в платочке, с авоськой.
Тетка.Я вот тут учебник химии в стихи переложила.
Надя Сальтина.В каком смысле?
Тетка.Для детей. Чтоб им легче было химию изучать. В пяти тетрадках. Вот тут у меня кислоты, тут основания…
Надя Сальтина.Это не к нам, это в "Советскую Татарию".