Голоса с улицы

Дик Филип Киндред

Ровные белые зубы Марши внезапно обнажились от смеха.

– Он присматривался к вам, Стюарт Хедли.

Хедли охватил сильный страх.

– А, вы хотите сказать, что я не удовлетворил требованиям? – Его голос дрогнул. – Меня не стоит спасать? Я не вхожу в группу избранных, вот в чем дело?

– Стюарт Хедли…

– Перестаньте называть меня так!

Ноздри женщины раздулись.

– Никто не решает, кого можно спасти. Никто не выбирает – это вам не призывная комиссия, отбирающая годных людей. Вы спасены по той же причине, по которой мяч катится

вниз с горы, – в силу законов природы.

Хедли угрюмо крякнул и угомонился.

– Чушь все это. Предопределение… помню я эти штучки. Спасенные и проклятые, – он холодно повысил голос. – Нахер, я не собираюсь сидеть сиднем. Это нечестно. Я должен что-то делать: я думал, он скажет мне, что нужно делать… – Внезапно Хедли замолк.

– Вам придется решать за себя самому, – сказала Марша. – Он же вам сказал, помните? Решать только вам.

– Проехали, – Хедли глотнул еще «Джона Джеймисона» и почувствовал тошноту: желудок скрутило, а к горлу подступил сырой металлический комок, которым он чуть не подавился. Стюарт неповоротливо отвернулся и выплеснул содержимое бокала на темный асфальт.

– Что вы делаете? – резко спросила Марша.

– Ссу.

Она рассмеялась.

– Вам хватит. Отдайте мне бутылку, – она взяла литровку и закрутила на ней крышку: резкий металлический щелчок. Марша засунула бутылку и бокал в бардачок и заперла его.

– Возможно, я что-нибудь сделаю, – заявил Хедли через некоторое время.

– Например?

– Пока не знаю. Лучше не будем об этом.

Ночной ветер начал остывать: Хедли протянул руку и закрыл дверцу.

– Хотите уйти? – Марша подняла свое тонкое запястье и посмотрела на циферблат. – Уже поздно, я отвезу вас домой.

– Подождите, – Хедли судорожно схватил ее за руку, когда она потянулась, чтобы вставить ключ зажигания в замок. – Еще рано.

С минуту Марша не опускала руку, затем улыбнулась и спрятала ключ.

– Человек дела самоутверждается?

– Не хочу пока возвращаться. И еще мне не нравится, когда женщина за рулем, – затем Хедли добавил: – Остаток пути поведу я.

– Вы умеете?

– Конечно. Я же все время вожу сраный магазинный грузовик.

Марша безразлично пожала плечами.

– Как хотите. Но мы не можем здесь больше стоять… Холодает, а мне еще ехать обратно в С.-Ф.

Неожиданно Хедли распахнул дверцу и, шатаясь, вылез из машины. Он захлопнул за собой дверь и сделал пару неуверенных, нетвердых шагов в темноте.

– Вы куда? – взвизгнула Марша.

– Домой. Езжайте обратно – я пойду пешком, – он споткнулся о приподнятую обочину дороги, но сумел восстановить равновесие и стал методично пробираться вдоль края щебенки.

– Господи Боже, – возбужденно крикнула Марша и, выскочив из машины, помчалась вслед за ним. – Вы даже не знаете, куда идти: вы не понимаете, что творите! – Вне себя от злости, она схватила его и яростно затрясла. – Возвращайтесь в машину и ведите себя по-взрослому!

– Отпустите меня, – окосевший и озлобленный Хедли оторвал ее холодные ладошки от своего пальто и отпихнул ее в сторону. – Я знаю,

где мой дом, и найду дорогу обратно. Мы еще и не такие прогулки совершали.

– Чертов придурок, – Марша поспешала за ним: ее голос то ли смеялся, то ли дрожал от холода и нарастающей истерики. – Вы отключитесь, и вас переедет машина.

– Только не меня, – сказал Хедли. Поковыляв дальше, он задумался и промямлил: – А почему бы и нет? Пора с этим кончать. Времени осталось мало. Так сказал Бекхайм – слушайте Учителя, – он сошел с дороги в сухие заросли на краю обочины. – Ладно, пойду так. К херам эту дорогу.

Забежав перед ним, Марша в бешенстве преградила ему путь.

– Прекратите! – задыхаясь, выкрикнула она и, впившись руками ему в плечи, подтолкнула обратно к машине. – Садитесь, и я отвезу вас домой. Господи, тут же рядом жилые дома – вас могут услышать.

Хедли схватил Маршу за руки и прижался к ней. Он нащупал пальцами тугие связки, волокна и мышцы ее тела: никакой избыточной плоти – лишь приспособления, необходимые для работы всего организма. Замшевая куртка намокла от ночного тумана, а в волосах искрились и сверкали отблески света. Хедли взял Маршу под мышки, и она ослабила хватку: стиснув локти женщины, он поднял ее над землей, так что Марша поморщилась от боли.

– Прекратите, – прошептала она, отворачивая голову. Внезапно Марша испугалась его: она почуяла в нем глубокую ожесточенность и ненависть. Он больше не был человеком, а стал безличной, непостижимой силой. – Пожалуйста, – прошептала Марша.

Хедли ступил на автостраду подле нее. В ночной тишине слышалось ее резкое и частое дыхание – совсем рядом. До Стюарта дошло, что он по-прежнему держит ее. Она ничего не могла сделать: молча стояла, кусая губы, надеясь, что он смягчится и отпустит.

В его действиях не было ничего сексуального. Он не испытывал ни желания, ни страсти – лишь холодную боль и растущую злобу. Плоть Марши внушала ему отвращение: от ее близости по телу бежали мурашки. Сухое, еле теплое, змеиное тело… В душе Хедли поднялись брезгливость и омерзение, усиливающаяся жажда мести.

– Черт возьми, – проворчал он, – это нечестно.

Все его разочарование и застарелая неудовлетворенность поднялись на поверхность. Его опять обманули, и в этом виновата она.

– Это неправильно! – заорал Хедли и, пытаясь заглушить собственную боль, начал стискивать ее все крепче и крепче.

– Прекратите, – сказала Марша дрожащим голосом и в панике она попыталась вырваться. – Я закричу… боже ж ты мой!

Она высвободила одну маленькую руку и замахнулась на него: в холодном звездном свете блеснули острые ногти. Хедли отразил удар и, полуобернувшись, рывком схватил ее, после чего не то понес, не то поволок обратно к машине и свалил грудой на сиденье.

– Никакой травы, – заплетающимся языком сказал он. – Только не в мусоре и в траве.

Марша перестала драться.

– Сдаюсь, – скрипучим голосом сказала она. – Вы меня отпустите? Ладно, я все сделаю. Ну, отстаньте же от меня!