Голоса выжженных земель
Шрифт:
Никита поочередно сунул в крошечную пасть Хвоста по кусочку от каждого блюда. Малыш было возмутился столь безапелляционному обращению, однако, распробовав «экзекуцию» на вкус, смилостивился и без лишних уговоров отведал человеческой каши, похлебки и грибов, отказавшись только от напитка. Но отказ сопровождался столь бурной реакцией – мутанта буквально передернуло от одного запаха данного «отвара», – что последние сомнения относительно качества этого продукта исчезли без следа.
– Спасибо, дружище, выручил. Вечером получишь двойной паек, премиальные, так сказать.
Пока
– Вадик, дружище, – Ник появился на платформе с чашкой в руке, – отведай вкусного напитка, раздели со мной скромную трапезу.
Охранник отмахнулся от протянутой чашки с такой силой, что она отлетела в сторону метров на десять и со звоном покатилась по бетонному полу. Ник секунду разглядывал перекошенное от ужаса белое лицо Вадима, а затем без замаха ударил его кулаком в челюсть. Хорошо поставленного прямого удара хватило, чтобы сбить вертухая с ног, тот беззвучно завалился на спину. Тут же завозился на полу, пытаясь подняться, но юноша его опередил. Оседлав лежащую жертву, Ник осыпал ее градом ударов: справа, слева, справа, слева, кулаки только мелькали в воздухе, обрушиваясь на отравителя.
Когда прибежавшие на шум дозорные оттащили Никиту в сторону, Вадим, лежащий в луже собственной крови, уже не двигался.
Глава 13
Он сводит меня с ума
– Кузнецов, ты понимаешь, что натворил?!
Дознаватель с именем, которое Никита никак не мог вспомнить, вышагивал вокруг привязанного к стулу пленника, и было по всему заметно, что сдерживается безымянный от привычных методов допроса только благодаря фамилии задержанного буяна. Нельзя на Донской безнаказанно избивать Кузнецовых. Даже младших.
– Он пытался отравить меня…
– Хорош врать, маленький сученыш! Нападение на дозорного при исполнении – этого уже хватит для серьезного наказания, но ты еще и избил его до полусмерти! Это, твою гребанную мать, высшая мера! Расстрел, тупой ты ублюдок! Молись, чтобы Вадика откачали: если он ноги протянет, никакой Буйно от «вышки» уже не спасет.
– Он хотел убить…
– Неважно, кто что хотел! Убил, или почти убил ТЫ! При куче свидетелей! Ты позоришь имя своего дяди. И именем этим уже не прикроешься от заслуженного наказания, даже не надейся! Кончилось веселье за счет станции, ответишь за все сполна, упырек.
Оказывается, список недоброжелателей одним Вадиком не исчерпывался, следак тоже явно имеет на него, Никиту Кузнецова, огромный такой зуб. «Интересно только, за что? Зависть? Или и с его женой я тоже похулиганить успел? Вряд ли, скорее, с дочкой…»
– До возвращения Буйно посидишь в карцере. А там и скорый суд, и быстрая расправа. В смысле, справедливое и объективное рассмотрение дела по существу.
Дознаватель
– А когда он вернется?
– Торопишься на тот свет? По дядюшке соскучился? Ничего, ждать недолго осталось, скоро свидитесь.
Буйно вернулся наутро следующего дня, прервав официальный визит на Битцевскую.
– Дай слово, что так все и было.
Разговор продлился не более десяти минут. Не разговор даже, монолог: Ник рассказывал, начстанции молча слушал.
– Дмитрий Борисович, я клянусь вам! Именем дяди клянусь, своей жизнью клянусь, своим…
– Достаточно. Я тебе верю. И защищу. В последний раз, – Буйно говорил отрывисто, постоянно прерываясь, чтобы перевести дыхание. – Только пойми, ты всех подставил. Всех тех, кто уважает память Шуры. Он был неприкосновенным, а ты – всего лишь избалованный мальчишка, незаслуженно купающийся в славе героического дяди. Это мнение завистников, а их на станции немало. И ты своим поведением, своим особым положением только множишь их число. Понимаешь? Терпение у них кончилось, они хотят наказать выскочку.
– Неужели Вадим хотел отравить меня из одной только зависти? Не может такого…
– Не может, – согласился Борисыч. – Вадим довольно скользский тип, к тому же не особо удачливый любитель азартных игр. Думаю, Диаспора к нему подход нашла… Их заказ. Только доказать это невозможно. На хрена ты его так отмудохал?! Теперь месяца три не допросишь, если он вообще потом что-то вспомнит.
– Не сдержался…
– Не сдержался! Головой надо думать…
– Дмитрий Борисович…
– Помолчи! Задал, ершь твою медь, задачу! Теперь мне головой думать надо, как из тюрьмы молодого идиота вытаскивать!
Уже прощаясь, Буйно добавил вполголоса:
– Не сберегу я тебя на Донской. Рано или поздно доберутся враги… Уходить тебе надо.
– Но куда?!
Вместо ответа гулко стукнула железная дверь, оставляя в тюремной тиши пугающее многоточие.
– Повезло, сученыш, таки отмазал старикан от расстрельной команды. Но ничего, добрые люди таких вещей не забывают, припомнят еще Борисычу беспредел этот. Ох, припомнят, по полной программе припомнят, не сомневайся!
У Ника пока был небольшой опыт общения с личными недругами – раньше, до смерти дяди, они предпочитали держать свою неприязнь при себе – но наблюдать за врагом, исходящим на дерьмо от бессилия, ему однозначно понравилось.
– Анус от злобы не треснет? Хороший человек выискался! – юноша ухмыльнулся самой гадостной улыбкой, какую только мог изобразить. Врач Галина Николаевна обнаружила в кармане Вадима пакетик с неопознанным порошком, предположительно – сильнодействующим ядом. И совсем не важно, когда и как он там оказался, главное, что обвинения с Ника автоматически снимались. Надо только не забыть щедро проставиться перед врачихой за столь незаурядную «находчивость».