Голова быка

Дорн Алиса

— Шантажировал заместителя губернатора по военным делам, — пояснил Эйзенхарт.

— … убит в тюремной камере.

— Кто-то убирал их сразу после обвинения. Стоило полиции найти преступника и доказать его вину, как тот уже ничего не мог сказать. Что также характерно, — Эйзенхарт перекатился с мыска на пятку, — их последнее дело всегда было крупнее — гораздо крупнее, — чем все предыдущие, вместе взятые. Тщательно спланировано, кстати, если бы не наводка добросердечного анонима, половина из них осталась бы нераскрытой.

— Полагаю, автора наводки

тоже не нашли.

Детектив кивнул.

— Говори что хочешь, но это почерк. И еще одно: у всех была одна и та же татуировка. Не всем в полиции известны мертвые языки, поэтому она была опознана, как анархистская. Но если взглянуть на фотографии, сделанные экспертами…

Роббе посмотрел на черно-белый снимок: буква "А", написанная в восточной манере, снова лежала на боку.

— Алеф, — опознал он символ. — Смит был убит еще три года назад. Значит, М. придумал это не сегодня…

— И не вчера, — подтвердил Виктор. — Это не сиюминутная афера, он разработал целую систему. У него был план, и план, как всегда, крайне амбициозный, тут я соглашусь с нашими психологами, не зря они его прозвали Македном.

— Не зря! — возмущенно пыхнул трубкой комиссар, бросая отсмотренные дела на стол. — Как по мне, так это преуменьшение. От исторического Македна хоть можно было знать, чего ожидать, когда он шел от Эллии до Синдистана. А чего пытается достигнуть наш, это тебе даже психологи не скажут. А еще эти его, с твоего позволения, планы… — на месте последнего слова должен был стоять куда менее пристойный эвфемизм, но в последний момент комиссар сдержался. — Если бы я не присутствовал при этом собственной персоной, поклялся бы, что такие "планы" злодеи строят лишь на театральных подмостках. А теперь и сезона не надо, только и ждешь, какую каверзу на этот раз припас господин М.

Эйзенхарта эта тирада оставила равнодушным. Затушив сигарету, он с философской ленцой протянул:

— Убийство как одно из изящных искусств [8] … А что, не он первый, не он последний, кто рассматривает преступление из подобной перспективы. Но, если серьезно, мне плевать, чем он руководствуется в своих поступках, если он нашел тот самый чудодейственный способ управлять Быками, то… да я сам в таком случае готов им сказочки выдумывать! Эти же ублюдки обычно совершенно неуправляемы, — судя по тону, Эйзенхарт говорил это из личного опыта.

8

здесь Эйзенхарт вспоминает одноименное эссе Томаса де Квинси

— Ты не знаешь, насколько они у М. управляемы, — заметил комиссар. — Что с живыми?

— Тебя интересуют все или те, что сейчас обретаются в Гетценбурге?

— Он не ограничился городом?

— Не в этот раз. Я попросил помощи — у меня еще остались кое-какие связи в столице — и обнаружил это клеймо даже в Вейде. Причем, что любопытно, там среди них такой смертности не было и нет. Думаю,

он убирает здешнюю ячейку. Кроме тех, что проходят по делу, сегодня обнаружили тела еще двоих.

— В таком случае, кто остался?

Эйзенхарт подошел к висевшей на стене пробковой доске.

— Интересно, как М. набирал в свои ряды, — заявил он, указывая на красную нить, натянутую между приколотыми фотографиями. — Смит вырос на одной улице со Стоуном. Стоун в свою очередь познакомился на западном фронте с Вернером Крампсом, местным, — они служили в одном дивизионе, — и Теричем. Терич еще до армии, в Среме, работал с Хевелем… это как самозарождающаяся игра, в которой первый салит второго, второй третьего… М. не надо было их даже искать, не удивлюсь, если они настолько верили в свою силу и избранность, что сами приводили ему новых шестерок.

— Но он не мог вешать им эту лапшу на уши самостоятельно, — прокомментировал Роббе. — Они бы и слушать его не стали, если только он сам не Бык, а для этого он слишком умен.

— И тут, — Виктор выразительно постучал по верхней фотографии, — на сцену выходит Николас Хардли. Правая рука М. в этой авантюре и единственный оставшийся в живых член шайки, пересекший за последний месяц границы Лемман-Клив. Умен, для Быка — практически гений, прекрасный организатор, достаточно силен, чтобы повести других Быков за собой: в свое время у него была команда из двадцати с лишним таких же как он разбойников.

— Подожди, — вспомнил комиссар. — Северный национальный банк в девяносто седьмом — это случайно не он?

— Он. И его верная команда, отправившаяся без него на гильотину. Блестящая, хотя и силовая, операция была — но все же не настолько сложная, как у М. Преступников вычислили, обнаружили, и, думаю, именно тогда М. обратил на него внимание, — Виктор провел пальцем вдоль одной из натянутых нитей. — Он знал Терича, знал Реттига и Хорбольда — погибших недавно, — мог пригласить Крампса, в свое время тот считался учеником Хорбольда.

— Допустим — допустим, что это он, — комиссар осторожно потряс трубку над пепельницей. — Можешь доказать связь между ним и М.?

Виктор печально покачал головой.

— Едва ли. Она должна быть, иначе бы М. не зачищал территорию так рьяно, но я ее пока не знаю.

Сквозь дутое старое стекло в оконной раме послышался звон часов на ратушной башне. И если Эйзенхарт не обратил на звук никакого влияния, то его начальник достал из кармана луковицу и украдкой посмотрел на время.

— Что дальше?

— Я жду следующего шага, М. обязательно себя проявит. Раньше он уже наводил полицию на своих сообщников, возможно, выберет этот способ снова. Было бы вообще здорово убить таким выстрелом двух зайцев — я имею в виду, нам, не ему.

— После случая с Гардинером он тебя сильно не любит, — задумчиво протянул комиссар.

— Меня никто не любит, — хмыкнув, заявил Эйзенхарт. — И что с того?

— Его следующий ход может оказаться ловушкой, рассчитанной прямо для тебя. Ты об этом думал?