Голова коммивояжера
Шрифт:
Найджел тепло поблагодарил редактора за помощь. Минут пятнадцать он внимательно просматривал номера газеты с отчетами о смерти Ситона, вырезки с откликами из разных журналов и наконец покинул здание редакции. Вместе с Полом Уиллингемом он позавтракал в «Золотом льве». Найджел был очень рассеян. Садясь в машину Пола, он спросил:
— Не мог ли ты остановиться у магазина игрушек?
— Любого?
— Да.
Пол Уиллингем пристально посмотрел на него, потом, проглотив какую-то, видимо ироническую, реплику, включил зажигание.
Глава 5
Глиняная
Найджел Стрэйнджуэйз сидел на лужайке, откинувшись в кресле. На столе перед ним лежала стопка записных книжек Роберта Ситона. То ли дом, словно женщина, отвлекал его внимание, то ли мешал шум плотины из-за окутывающего все и вся неподвижного плотного воздуха, но Найджел никак не мог сосредоточиться на этих записях. В тот полдень, казалось, на всех предметах лежала печать фатальности. О чем так настойчиво напоминала плотина? От одной из увядавших перед домом роз отделился лепесток и полетел к земле. Когда он опустился, Найджел вздохнул с облегчением: он опасался, что, падая, лепесток произведет землетрясение. Голубь, вдруг заворковавший над головой, заставил его вздрогнуть.
Найджел попытался отбросить свои мысли, взял одну из записных книжек, но она так и осталась нераскрытой лежать на его коленях. Красивый дом не терпел соперников. «Так ты ревнуешь? Ты хочешь избавиться от меня, поглотить меня целиком? Я мог бы противостоять чарам плоти и крови. Но чарам кирпича и цемента, от которых исходит дух человеческих надежд, желаний и трагедий… — о, смотри на меня своими стеклянными глазами!» — пробормотал Найджел.
Найджел намеренно резко встал и повернул кресло так, чтобы сесть спиной к дому. Он видел его в июне окутанным пеленой роз. Видел и на прошлой неделе, более реальным, от мира сего. Нынче в полдень Плэш Медоу вновь изменился. Дом стал Найджелу ближе, слабый и беззащитный, он, казалось, просил о чем-то. Великолепие и высокомерие сменились беспомощностью. Или хуже — страхом, паникой, чувством вины?
Теперь говорил вслух:
— Заткнись! Ты сводишь меня с ума.
— Но я не сказал еще ни слова.
Найджел вздрогнул и обернулся. Это был всего лишь Лайонел Ситон, бесшумно по газону приблизившийся к нему.
— Извините, — сказал Найджел, — я разговаривал с вашим домом.
— Прошу прощения, что прервал разговор, — ответил вежливо молодой человек. — Я вас понимаю.
— А что, вам он тоже действует на нервы?
— Иногда. — Лайонел Ситон уселся на траве перед ним, скрестив ноги и глядя в лицо Найджелу. — Мне пора отсюда уехать.
— Чтобы начать работать? Вы это хотите сказать?
— Да. Я только в прошлом году демобилизовался. Дженет предпочла бы видеть меня студентом Оксфорда, но… — Его по-военному резкий голос оборвался.
— Но вы хотите быть самостоятельным? — предположил Найджел.
— Верно. Если только знать, что для этого нужно делать. К сожалению, я ничего не умею, поскольку ни к чему не подготовлен, попал в армию сразу же после школы. А на войне учат только убивать. Может, стать эмигрантом? Австралия, кажется, приглашает
— Это слишком далеко.
— Не так уж далеко, если мне там понравится.
— Я думаю, — осторожно сказал Найджел после паузы, — ваш отец отбрасывает слишком большую тень.
Лайонел Ситон посмотрел на него острым, почти враждебным взглядом:
— Но он ничего плохого…
— Я хотел сказать, нелегко быть сыном гения.
— Теперь понимаю. Да, в каком-то смысле с ними обоими одинаково трудно.
— Вы о своей мачехе?
— Я здесь не нужен никому.
— Но тогда ничто вас и не удерживает.
— Вы думаете? А полиция?
— Они больше сюда не придут. Однако, может быть, вы имеете в виду что-то еще?
Некоторое время Лайонел молчал, задумчиво глядя на Найджела, который почувствовал, что имя Мары Торренс готово слететь с его уст.
— Ванесса, — сказал Лайонел наконец. — Я хотел бы быть спокоен за нее.
— В каком смысле?
— Дженет делает все, что может, — уклончиво ответил юноша. — Но они не очень-то ладят друг с другом, как вы заметили. А мой отец… на первом месте у него работа. Кроме того, как раз рождение Ванессы стало причиной смерти нашей матери, и, естественно, он… Если бы я был уверен, что она благополучно выйдет замуж!.. Эта девушка может увлечься каким-нибудь опасным типом, привлекательным эгоистом-невротиком. Она страшно ранима.
— Ей придется учиться на собственных ошибках.
— Во всяком случае, мне надо быть рядом с ней, пока не кончится вся эта заваруха, — сказал Лайонел, отвернувшись.
— Он не должен был бы задевать ее, так ведь?
— Ну как это может не задевать ее, — нетерпеливо возразил Лайонел, — когда полиция выставила кордон вокруг Плэш Медоу? Они торчали здесь целую неделю. Почему-то вбили в голову, что этого парня прикончили здесь в округе.
Он замолчал, будто ожидая ответной реакции. Когда ее не последовало, Лайонел взглянул ему прямо в лицо:
— Надеюсь, мы можем доверять вам?
— Доверять мне?
— Вы хорошо знаете, о чем я говорю, — резко ответил молодой человек. — Вы не должны быть пятой колонной.
— Я нейтрален. В данный момент. Я поклонник вашего отца.
— Он тоже вас ценит. Тем больше оснований, чтобы…
— Все вы, по-моему, пытаетесь тайком защищать его, — перебил Найджел. — Но судя по тому, каким я видел вашего отца, он сам может вполне за себя постоять.
— Вы так думаете? — Лайонел Ситон с бесстрастным видом пытался осмыслить неожиданное суждение. — Возможно, вы и правы. Но это не совсем в традициях нашей семьи.
— Ваш отец — поэт и настолько восприимчив к тому, с кем или чем имеет дело в данный момент, что каждый человек видит в нем отражение себя самого.
— Не совсем понимаю, о чем вы говорите.
— Ну, возьмите Пола Уиллингема. Первое, что он сказал о вашем отце, — «хороший малый, спокойный, у него стадо гернсейских коров». Мистер Кили назвал его упорным, неунывающим. В семье считают, что Роберт Ситон — редкий хрупкий сосуд, который нужно оберегать.