Голова коммивояжера
Шрифт:
— И он нашелся? — спросил Найджел.
— Не сразу. Финни появился часом позже, промокший до нитки, — сказал Роберт.
Миссис Ситон, доверительно понизив голос, сказала:
— Понимаете, Ванесса очень нервная. И никогда особенно не симпатизировала Финни. Вот почему мы так повели себя. Было бы крайне неразумно дать ей понять, что Финни иногда бродит вокруг дома в темноте.
«Пожалуй, — подумал Найджел, — еще более неразумно вообще держать его в доме и не предупредить девочку о возможности встречи с безумным и что-то бормочущим карликом, который может однажды ночью забрести в ее комнату. Однако это не мое дело», — решил Найджел и в конце концов
— Да, понятно. Это объясняет все. Скажите, миссис Ситон, вы и ваша семья так давно связаны с этой деревней, что, наверное, знаете историю каждой семьи. Не помните ли вы, чтобы кто-нибудь тайком покинул Ферри Лэйси лет девять или десять назад? Человек лет сорока пяти или пятидесяти? Который жил здесь всю жизнь или по крайней мере был хорошо знаком с окрестностями?
Задав свои вопросы, Найджел ужаснулся тому впечатлению, какое они произвели на хозяина и хозяйку. Лицо Дженет Ситон, слегка желтоватое, потемнело от мгновенно выступившего румянца, а ее большие руки впились в ручки кресла. Роберт Ситон от неожиданности разинул рот, трубку изо рта ему пришлось вынуть.
Наступила напряженная, мертвая тишина. Потом оба разом заговорили и одновременно умолкли.
— Однако это непостижимо, — наконец сказал поэт после продолжительной паузы. — Не правда ли, Дженет? Я хочу сказать, что ваше описание очень точное, Стрэйнджуэйз Оно полностью соответствует…
— Чему же?
— Оно соответствует возрасту моего старшего брата Освальда и тому, как сложилась его судьба.
— Роберт, я не думаю, что мистер Стрэйнджуэйз…
— Но так и есть, — сказал поэт, отметая протесты жены нетерпеливым жестом. — Это было десять лет тому назад. И ему исполнилось тогда — дайте подумать — пятьдесят, нет, сорок девять лет. И конечно, он знал окрестности как свои пять пальцев.
— Но он не исчезал тайком, я уверен, — сказал Найджел. — Ваш брат уехал за границу? Где он сейчас?
— О нет, — сказал Роберт Ситон, — он не уезжал. Однажды Освальд исчез. На следующий день я узнал, что он утопился, бедняга.
Глава 4
Темное прошлое
Перед тем как расстаться, они условились, что Найджел переедет в Плэш Медоу в понедельник. Это даст ему возможность побыть еще один день целиком с Полом. Пересекая двор по направлению к амбару, он думал о том, как все удачно складывается: у него будет возможность посвятить всю следующую неделю изучению рукописей Роберта Ситона, забыв о преступлении в Ферри Лэйси. После того, что рассказал ему поэт и как он это сделал, Найджел не мог всерьез предполагать, что принял приглашение убийцы. Конечно, жаль, что Освальд Ситон утопился десять лет назад. Теоретически он прекрасно вписывался в данную ситуацию: паршивая овца возвращается в семейное стадо, вызывая всеобщее замешательство. Возможно, старший Ситон шантажирует родственников — и его голова летит с плеч долой. Можно сообразить, что Дженет Ситон пойдет на что угодно, лишь бы сохранить свое теперешнее положение. Но теперь эта гипотеза, слава Богу, утратила всякую вероятность.
Найджел обошел амбар, машинально отметив, что единственная дверь открывалась во двор, тогда как большие, до пола, двустворчатые окна с другой стороны выходили на подъездную аллею, которая вела к дороге. Чуть дальше был разбит небольшой сад — газон, кусты роз, несколько яблонь. Оглянувшись, он увидел Мару Торренс, открывающую двустворчатые окна. Мара впустила его в мастерскую. Это было просторное, высокое, прохладное помещение, занимавшее половину строения,
Мара, откровенно скучая, по просьбе Найджела показала ему все помещение. Найджел выглянул из окна ее спальни — именно она видела, как Ситоны ходили по двору во время грозы. Он отметил, что эта комната больше других удалена от лестницы, ближе остальных спальня самого Торренса, а посредине второго этажа находилась свободная комната, похожая на склад.
Они вернулись в мастерскую. Пока Мара готовила кофе, Найджел изучал картины, низко развешанные на стенах, вдоль которых были сложены холсты. Реннел Торренс, безусловно, плодовитый художник. Признаки гениальности, однако, были не столь очевидны. В своей живописи он обращался к романтическим темам, воплощая их напыщенно, претенциозно и небрежно. «Он хочет предстать пророком, — думал Найджел, — но его видения надуманны и выглядят как жалкие попытки раздуть скромный талант до масштабов величия». Все картины казались однообразной серией незаконченных этюдов к еще не начатому шедевру.
Найджел повернулся к столу, заставленному грязными стаканами и красками вперемешку со старыми журналами. Один из них раскрыт на странице с фотографией Ситонов и Торренсов перед домом в Плэш Медоу.
«Творческое согласие, — прочитал Найджел. — Известный поэт Роберт Ситон с семьей перед своим старым прекрасным домом в Ферри Лэйси. Миссис Ситон принадлежит к роду Лэйси, которые владели здешним поместьем с незапамятных времен. Рядом — художник Реннел Торренс и его очаровательная дочь. Торренсы живут в Плэш Медоу, рядом, в старом амбаре, перестроенном для них мистером и миссис Ситон в удобную мастерскую».
Журнал был датирован июлем прошлого года. Найджел отложил его и перешел к другому столу, около кресла художника. На столе лежал круглый предмет, накрытый Материей. Найджел снял ее. У него перехватило дыхание — голова! Вылепленная из глины. Голова Роберта Ситона. Рядом с ней любой холст из находившихся в мастерской казался третьесортным. В скульптурном портрете была удивительная жизненная сила и энергия. Но поразительное дело: лицо поэта искажено гримасой злорадства и непристойности. Каждая черта была легко узнаваема, почти фотографически точна, в целом же получилось воплощение порока. Это было лицо дьявола, наслаждающегося своей отверженностью.
— Ну и ну! — пробормотал Найджел, накрывая голову материей.
— Как вы смеете! — От двери послышался негодующий голос Мары Торренс. Она резко поставила поднос с кофе на стол и бросилась между Найджелом и глиняной головой, будто защищая ее. — Как вы смеете без разрешения пялиться на мою работу!
— Так это вы сделали?
— Ненавижу, когда люди рассматривают мои незаконченные произведения, — сказала она уже более спокойно. — Извините, что так получилось.
— Незаконченные? Понятно.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, я всего хотел спросить, таким ли на самом деле вы воспринимаете Роберта Ситона.
— О нет-нет! — На ее лице отразилось замешательство, голос стал тихим и нерешительным. — Я не знаю, почему так вышло, — сказала она, — это пугает меня. Я лучше начну снова.
— Но получилось хорошо. Очень хорошо. Ужасно хорошо!
— Что хорошо получилось? — спросил ее отец, входя в комнату.