Голова королевы
Шрифт:
Очевидно, кто-то узнал об их плане.
Сьюзен Фаулер отправилась в Лондон за мужем взволнованной молодой женой, а вернулась в Сент-Албанс безутешной вдовой, чья жизнь лежала в руинах. По прошествии времени чувство потери не притуплялось. Словно глубокая рана, которая с каждым днем болит все больше.
Мать окружила Сьюзен сочувствием, старшая сестра часами сидела с ней, добрые соседи проявляли участие, но никто не был в состоянии облегчить нестерпимую боль. Даже священник не мог
Горе кралось за Сьюзен и в спальню и особенно нестерпимо мучило по ночам.
— Доброе утро, папа.
— Господи, девочка моя! Зачем ты встала в такую рань?
— Не спалось.
— Иди-ка в постель, Сьюзен, тебе нужно отдохнуть.
— Какой уж тут отдых…
— Подумай о малыше, доченька.
Она поднялась ни свет ни заря после очередной мучительной ночи и спустилась в первый этаж маленького домика, где жила с родителями и сестрой. Отец был колесным мастером, и ему пришлось встать с первыми петухами: вчера в поле перевернулась подвода, и одно из колес бесславно погибло, а подвода срочно требовалась на уборке урожая.
Наскоро позавтракав хлебом и молоком, отец Сьюзен предпринял еще одну попытку отправить дочь спать. Сьюзен покачала головой и устроилась на старом деревянном стуле. Ребеночек уже давал о себе знать — Сьюзен часто чувствовала его движения.
Отец прошел по каменным плитам, отодвинул толстый железный засов и ободряюще кивнул Сьюзен, но она даже не заметила.
За дверью он чуть было не споткнулся о неожиданное препятствие, перегородившее проход.
— Что за черт? — воскликнул он.
Сьюзен без особого любопытства подняла голову.
— О Боже!
Отец рассматривал вещь с подозрительностью, свойственной деревенским жителям. Это или подарок дьявола, или работа высших сил. Прошло несколько минут, прежде чем он победил суеверия, внес новый предмет в дом и поставил на стол перед Сьюзен.
Это была колыбелька — маленькая, простенькая детская кроватка, вырезанная из дуба. Сьюзен Фаулер безучастно посмотрела на неизвестно откуда взявшуюся колыбель, а потом ее лицо осветила улыбка:
— Это подарок для малыша.
Глава 8
На следующее утро Николас Брейсвелл первым делом высказал свои претензии Кричу.
— Ты, должно быть, ошибся, — отпирался тот. — Меня вчера не было в «Куртине».
— Но я видел тебя собственными глазами.
— Ты меня с кем-то спутал, — горячо защищался актер. — Меня вчера вообще не было вблизи Шордича.
— Тогда где ты был?
Крич вызывающе замолчал, сжав губы. Николас не отставал:
— Ты должен был быть здесь, Бен.
— Мне никто не говорил…
— Я сам тебя предупреждал, при свидетелях, так что не стоит притворяться, будто и этого не было. Костюмер ждал тебя,
— Я… не мог… — Он бросил на Николаса сердитый взгляд, а потом протараторил заранее заготовленную историю: — Я ходил в таверну «Ягненок и флаг». Вообще-то я зашел туда в полдень пропустить стаканчик, но встретил старых приятелей. Ну, поболтали, выпили. Время пролетело незаметно. Не успел я и глазом моргнуть, как заснул прямо за столом.
— Не верю ни единому слову! — заявил Николас. — Придется оштрафовать тебя за прогул, Бен.
— Что ж, штрафуй.
— Шиллинг.
Актер ошарашенно замолчал. Шиллинг — это слишком много для человека, который получает в неделю всего в семь раз больше. У Крича была куча долгов, и он не мог себе позволить расстаться с такой огромной суммой. Но Николас был непоколебим.
— Ты сам виноват, — подчеркнул он. — Когда ты изменишься? Раньше я покрывал тебя, Бен, но пора положить этому конец. Десятки актеров мечтают о работе в труппе. Если так и дальше пойдет, мы возьмем кого-то вместо тебя.
— Не тебе решать, — проворчал Крич.
— Предпочитаешь обсудить этот вопрос с мистером Фаэторном?
— Нет, — ответил Крич после некоторой заминки.
— Он бы дал тебе пинка под зад несколько месяцев назад.
— Я отрабатываю свое жалованье.
— Да, отрабатываешь. Когда ты здесь. А не когда шляешься по кабакам или тайком ходишь в «Куртину».
— Это был не я!
— Я не слепой, Бен.
— Прекрати называть меня лжецом.
Крич вскинул кулаки, но благоразумие взяло верх. Угрозами от суфлера ничего не добьешься.
— Шиллинг, Бен.
Бенджамин Крич рискнул бросить на Николаса еще один недовольный взгляд, после чего ретировался в дальний угол гримерки. Разговор отрезвил его во всех смыслах слова.
Сэмюель Рафф, издали наблюдавший за перебранкой, подошел к Николасу.
— Что случилось, Ник?
— Да как обычно.
— Перепил?
— Перепил и заврался. Я средь бела дня видел его вчера в «Куртине», а он все отрицает.
— Ну, возможно, у него есть веская причина. Ты где его видел?
— Он говорил с актерами.
— Вот и ответ на твой вопрос. Он просто не хочет раскрывать свой секрет.
— Какой еще секрет?
— Я не говорил об этом, поскольку думал, что ты знаешь… — Рафф посмотрел в сторону Крича. — Бен Крич некоторое время выступал с труппой Банбери.
Пока в гримерке обсуждали прошлое и будущее одного актера, в комнате наверху сгущались тучи над головой другого. Ни разу подготовка нового спектакля не обходилась без вспышек злобы Барнаби Джилла, однако сегодня он превзошел самого себя. Эдмунд Худ отнесся к истерике спокойно, но Лоуренса Фаэторна капризы Джилла все больше и больше раздражали. Джилл исступленно мерил комнату шагами, клокоча от ярости: