Голова путешественника. Минута на убийство (сборник)

Блейк Николас

– Ничего о мнимом самоубийстве?

– Ни слова.

– Подразумевалось, что вы, может быть, знаете правду? Или нет?

– Не представляю, что там могло подразумеваться. Письмишко было коротенькое, всего несколько строк.

Блаунт сгорбился в своем кресле.

– Теперь очень важный вопрос, мистер Ситон. Мог ли кто-нибудь еще знать, что вы пригласили вашего брата приехать? К примеру, не могло ли случиться, что вы оставили свой ответ на столе или еще где-нибудь, перед тем как отправить?

– Нет. Я ответил ему в тот же день,

когда получил его письмо. Впрочем, все равно в мой кабинет не заходит никто, кроме Финни – и, конечно же, Джанет. – Роберт усмехнулся. – Это у нас святая святых, в самом строгом смысле слова.

– Вы сами опустили письмо в почтовый ящик?

– Да.

– Могу я задать один вопрос? – вмешался Найджел. – Вы писали его своей шариковой ручкой?

– Да, а что? Конечно, шариковой.

– Но вы не воспользовались своей обычной бумагой, с адресом и гербом?

– Нет. – Роберт смотрел на Найджела так, будто хотел сказать: «Надеюсь, хоть вы меня поймете». – Я… это было бы очень бестактно – подчеркивать, что я занимаю его место, живу в его доме…

– Думаю, такие тонкости – пустая трата сил, когда речь идет о человеке вроде Освальда Ситона, – сухо заметил Блаунт. – Но все равно. Продумав все с такой тщательностью, подготовив его тайный приезд, ночью, когда весь дом улегся спать, вы вдруг решаете все-таки не ждать его здесь. Вместо этого вы отправляетесь на прогулку. Как вы можете объяснить такую перемену плана?

– Я передумал в самую последнюю минуту, решил, что лучше встретить его на дороге. Мне как-то в голову не пришло, что он пойдет коротким путем.

– Понятно. И когда вы его все-таки встретили, вернувшись домой…

– Нет-нет, не встретил. Не нужно меня подлавливать, суперинтендант, – спокойно заметил Роберт Ситон.

– Готовы ли вы поклясться в суде под присягой, что вы так и не встретили своего брата в ту ночь? – с величественным видом вопросил Блаунт.

Найджел обратил внимание на то, что Джанет Ситон сидит, плотно закрыв глаза, прижавшись головой к спинке стула, как на Страшном суде.

Роберт Ситон, с его мальчишеским, невинным, как у херувима, лицом, спокойно смотрел на Блаунта.

– Да, я готов поклясться под присягой в суде, что я ни разу не видел моего брата Освальда живым с того дня, десять лет назад, когда он исчез.

– Но вы видели его мертвым, а? – быстро спросил Блаунт.

– Мне пришлось… м-м-м… взглянуть на тело, вы это знаете. И я присутствовал, когда ваш человек нашел голову.

Блаунт позволил тишине растечься по всей комнате, как бывает с длинной, расползающейся на глазах вечерней тенью. Джанет, грузная, как мертвое тело, сидела, все так же закрыв глаза. Оживленно потирая руки, поэт поглядел сначала на Блаунта, потом на сержанта Бауэра, который сидел с карандашом наготове.

– Очень хорошо, – устало сказал наконец Блаунт. – Итак, вы вернулись с прогулки. Вы знали, что ваш брат вот-вот появится. И все же вы дважды за полчаса выходили во двор вместе с миссис Ситон,

хотя Освальд мог появиться в любую минуту. Как это сочетается с вашим желанием держать его приезд в секрете?

– Правильно, все как-то глупо сложилось. Но Джанет в ту ночь очень нервничала, даже не ложилась спать – вы знаете, была гроза. Так что пришлось мне рисковать, что Освальд наткнется на нас, как только войдет во двор. Но я рассчитывал, что, увидев Джанет, он постарается спрятаться; вот зачем я захватил «летучую мышь», это было бы что-то вроде сигнала опасности. Так было в первый раз. А во второй, когда мы пошли искать Финни, я уже решил, что что-то помешало Освальду приехать: было уже очень поздно.

Найджел должен был отдать должное стойкости, с какой Блаунт перенес этот удар по его делу: совершенно спокойно, естественно и весьма убедительно приказала долго жить еще одна о-очень подозрительная улика – фонарь «летучая мышь». У Найджела стало складываться впечатление, что, судя по тому, как разворачивается допрос, у Блаунта просто нет достаточных оснований для ареста Роберта Ситона и что суперинтендант сам это понимает.

– Когда вы в первый раз вышли из дома с миссис Ситон, шел дождь и она надела ваш макинтош? – спросил, хотя и не очень уверенно, суперинтендант.

– Да.

– Скажите мне теперь, миссис Ситон, как вы позволили мужу выйти под проливной дождь без плаща?

– Надо было всего только перейти двор, а мой макинтош был наверху.

– Ваш единственный макинтош, так вы мне сказали? – вставил Найджел.

– Я этого не говорила. Но раз уж вы спрашиваете, то у меня и правда только один.

– Тот, длинный, который я видел в тот день, когда сбежали Лайонел и Мара?

– Вероятно.

Роберт Ситон наконец встревожился:

– В чем дело, Найджел? Вы же не хотите сказать, что это был тот макинтош, который нашли на теле, правда? У меня тоже есть один, и он висит на вешалке в прихожей.

– Нет. Дело не в этом. Был на вас макинтош, когда вы ходили гулять?

– Я… да, думаю, был, – ответил Роберт, но с меньшей уверенностью, чем раньше.

Снизу, со двора, донеслось бешеное дребезжание велосипедного звонка.

– Видите ли, – медленно говорил Найджел, не сводя глаз с Роберта, – это объяснило бы все: и почему этот парень на улице видел вас без четверти час, и как был убит Освальд, и почему, и кем – о, все на свете, если только…

По лестнице застучали шаги, и громкий голос позвал:

– Папа! Папа!

– Если – что? – спросил Роберт Ситон с такой заинтересованностью, какой Найджел никогда еще не замечал у него.

– Если только это был не ваш макинтош – тот, который…

Найджел не успел договорить фразу до конца, когда дверь с шумом распахнулась, как от мощного порыва ураганного ветра, и Ванесса, розовощекая, с развевающимися волосами, запыхавшаяся, но безумно гордая, возвестила:

– Папа!.. Я нашла… Мару!