Голован
Шрифт:
— Господи боже, профессор! Да они нас сожрут и не поперхнутся! — снова не выдержал Каан. — Надо бежать!
— Постойте, Каан. И не нервничайте так! Стыдно вам, палеонтологу, — осадил его Жуж Шоймар. — Продолжайте, доктор.
Ну, я довершил, что как только мы это увидели, так уже и не помним, как с той пирамиды спустились и как дорогу назад не позабыли.
— И вы убеждены, что это была не вся стая, да? — спросил Шоймар.
— Ну конечно! — вспылил Каан. — Мы ж не специально место выбирали. Теория вероятности, массаракш! А потом
— Какие кладки?
— Мы вначале, перед пирамидой, наткнулись на отхожее место этой стаи, — пояснил я. — Там было…
— На каждом квадратном метре по несколько, — вмешался брат. — Трудно поверить, но этих собак, наверное, может быть сто, а то и несколько сот тысяч.
— Это стая такая?
— Такая, что нас перекусит и не заметит. Тут надо…
— Да уймитесь вы все же, Каан! — рявкнул командир экспедиции. — Куда мы уйдем? И кстати, знаете, почему я вам верю?
— А почему нам надо не ве…
— Потому что сегодня Маргит Йо, патрулируя лагерь с северной стороны, наткнулся на стаю, голов в семьдесят-сто.
— Да?! — вырвалось у нас Кааном синхронно.
— Стая на наших ребят абсолютно не среагировала. То есть, что я мелю? Просто не напала, а среагировать-то среагировала. Маргит говорит, эти голованы поворачивали к ним свои морды и знакомо уж вопили, как бы смеялись. С Маргитом было всего двое, да и то, один раб невооруженный. Если бы собаки напали, то… Не отбился б наш гвардии ротмистр. То есть ощущение такое, что эти круглоголовые нас даже за противника не считают. Так, ходит туда-сюда какая-то мелочь. Ну а потом Маргит обнаружил новый человеческий костяк. Выложен опять явно специально.
— Свежий? — спросил я, замирая, ибо вспомнил, что два дня назад у нас пропал очередной раб-носильщик.
— Скорее всего, — кивнул Шоймар. — И уж если правду-матку гнуть, тогда скелет этот можно воспринимать как намек…
— «Обратный путь перекрыт!» — дополнил я за начальника.
— Да, — снова кивнул Жуж. — И каких-то знаков «Объезд» к этому не прикладывалось.
— Они нас не выпустят, — просипел мой братец Каан, белея.
Теперь так — «зубоскалы». Как с этой дрянью бороться, если не молится истинный народ богу Пламени и потому нет у него никаких самовзрывающихся «грузил»? Да и вообще, как объяснить, что такое есть этот «зубоскал» и где его слабые и сильные стороны? Беда просто! Желала моя шерстистая сущность поначалу использовать в качестве макета Священный Камень, который народ выкатил из Глубокой Пещеры в половину длины дезоксирибонуклеиновой кислоты назад, но потом все же поостереглась. Все ж атеизм человеческий поощрять никак не годится. Ведь моя сущность самолично наблюдала, что случалось с людскими стаями-ротами, да и стаями-армиями, когда они недостаточно рьяно молились своему богу Пламени. Потому, даже для дела, камень Большой Лапы трогать не стоит.
В общем, хоть
Но «зубоскалы-то» ладно. Может, к тому моменту, когда наше сообщество соберет первый стая-корпус и пойдет на завоевание, люди уже все свои «зубоскалы» доконают самостоятельно. Гораздо больше пришлось мучиться с усвоением языка.
Вот тут, клянусь правым, не расшатанным клыком, надобно было возиться и возиться. Моя-то сущность как язык народа людей усвоила? Жила среди них, правильно? Но не могло же наше стайное сообщество обустраивать тут командировки в людскую жизнь каждому кандидату в переводчики? И потому приходилось потеть самому. Правда, выяснилось, что среди народа имеются и другие знатоки языков. Не всегда, впрочем, высшего уровня, это да. Но лучше такие, чем никакие. Да и кроме этого, есть ведь еще проблема. Язык-то у народа людей не один!
О Большая Мягкая Лапа, приголубь! Моя-то сущность за все время рабской жизни у людей освоила, да и сталкивалась только с одним. Исключая, конечно, случаи с «рваными языками». От тех, слава Лапе из Пещеры, все же передалось один-второй десяток чужих словечек. Но благо, кое-какие четырехлапые сущности из перевалившихся через горы и вернувшихся освоили на чужбине некоторые из языков других народов людей. Такую удачу требовалось использовать сполна. И конечно, моей шерстистости пришлось организовать процесс.
Вот примерно в таком ракурсе и по всем прочим направлениям. В том числе — и по традиционным. В плане, например, выявления и развития способностей третьего глаза. Пришлось даже поставить пару экспериментов, как попугаят люди, по определению дальнодействия. Впечатлительные, скажу, не таясь от других сущностей, результаты.
Словом, гавкая без вранья, моя сущность констатирует. За годы нового состава Тявкающих по Делу мобильность, боеготовность и воинский дух народа голованов вырос до невиданных по всей дезоксирибонуклеиновой цепи рубежей.
— Каан, пробуждайся! У нас есть шанс! — сказали над ухом.
— Массаракш! Какого… — я открыл глаза. Можно подумать, это помогло. Вокруг властвовала ночь. Даже где-то там, далеко над верхушками дерев, Мировой Свет померк, а уж тут…
— Ну чего там, Дар? — вымолвил я наконец.
— Ч-ш! — прошипел брат. — Пошли перемолвимся, братишка.
Я поднялся… хотел подняться. Зацепился спиной за громадный лист-кувшинку. Оттуда стряхнулось не меньше полустакана воды и слилось прямиком за шиворот.