Головокружение
Шрифт:
– Я думаю… я его… ранил.
– Куда ранил? – спросил Фарид.
В глубине души меня раздирали противоречивые чувства: Пок жив… Пока подстрелили… Пок ранен…
– Не знаю. Наверное, в лапу, но точно сказать не могу. В тот момент, когда я собирался выстрелить, он на меня прыгнул. Я таких прыжков не видал…
Он рыкнул на Фарида:
– Задрай вход!
Фарид послушался и уселся посредине палатки, рассерженный:
– Да не так уж трудно было его прикончить!
– Я никогда не держал в руках оружие, это ты понимаешь или нет?
Он швырнул пистолет:
– На, забери свою пушку!
Потом обернулся ко мне:
– У твоего пса вся морда была в крови, и в нем не осталось ничего от собаки. Он лакомился нашим покойником.
Мишель быстро вытащил руку из кастрюли со льдом и обмотал полотенцем. Полотенце сразу окрасилось красным.
– Рана глубокая, надо зашивать. Для этого все есть. Игла от шприца, бутылка водки и… у меня там, в кармане, нейлоновые нитки. Фарид, отдай все это Жонатану, пусть он займется.
Я заколебался. Он это заметил и смерил меня долгим взглядом:
– Не хочешь зашивать, Жонатан?
Фарид разложил все передо мной, но я не отреагировал, а встал и уселся в углу палатки. Мишель, не шевелясь, пристально на меня смотрел:
– Нехорошо, Жонатан. И за это придется платить.
Он кивнул в сторону Фарида:
– Шей ты. И поскорее.
Фарид не возражал и взялся за «хирургический инструмент». У иглы не было ушка, и он минут пять провозился, чтобы заправить нитку в канал, предназначенный для инъекций жидкости. Мишель сначала залил алкоголь себе в горло, а затем плеснул на ладонь. Потом с рычанием плотно сдвинул края раны, как две губы. Укус был что надо, Пок цапнул от души.
– Давай! – приказал он Фариду. – Крои, не размышляй.
Стиснув зубы, Фарид старался изо всех сил. При виде ладони Мишеля и кустарного шва, который клал араб, я словно перенесся на несколько лет назад, в тот день, когда Пок покусал меня в блокгаузе. Когда игла вошла в ладонь в первый раз, тело Мишеля выгнулось дугой, следующие проколы он уже перенес легче. Ну и крепкий же он парень…
Дело было сделано. Четыре почти параллельных стежка… Фарид отлично справился. Мишель вытерся полотенцем. Шов вышел не очень ровный и эстетичный, но рука больше не кровила. Араб еще раз промыл рану водкой и закашлялся. Он был горд своей работой.
– Ну а теперь что делать?
Пока Мишель разглядывал свою ладонь, я взял баллон с ацетиленом, лежавший возле палатки, и занес его внутрь, чтобы посмотреть, насколько он поврежден. Наконечник, кремень, рефлектор, шланг – все вроде бы было цело, за исключением гайки при выходном отверстии для газа. Она треснула и сместилась от удара. Я ее поставил на место и как следует завинтил. Еще чуть-чуть, и…
Я повернул колесико, пламя вспыхнуло, и мне стало спокойнее. Забрав с собой лампу, я отошел от палатки. Возле красной линии я снова позвал Пока. Никакого ответа… Потом из пещеры донеслось рычание, в котором слышались резкие взвизги.
– Пок? Ко мне, Пок,
Лампа мигала, еле освещая стены галереи. Вдруг я зажмурился. Пок стоял у входа в пещеру, вся морда у него была в крови. Прихрамывая, он отступил назад. Рычание не прекращалось ни на минуту. Он злился и бегал взад-вперед, не сводя с меня глаз. Я похлопал руками по бедрам. И тут мой пес завыл, и из его раскрытой пасти вырвался пар. Это было жуткое зрелище: волк, воющий под ледяными сталактитами.
Мгновение спустя, он скрылся в темном зеве пещеры, а в ответ на его вой запела расселина. Я зажал уши ладонями.
Все было кончено. Пок перестал быть Поком, он снова стал тем существом, с которым я сражался в Лотарингии.
Чудовищем, способным напасть и убить.
Вот теперь я бы предпочел, чтобы он был мертв. Чтобы Мишель не промазал. В палатку я отступал, опустив руки, все еще надеясь, что вот сейчас Пок снова потрется об мои ноги и уткнется носом мне в ладонь. Войдя, я на всякий случай застегнул за собой молнию и с упреком посмотрел на Мишеля:
– Ты сделал только хуже. У нас больше нет пуль, мы не можем добраться до газа, и мой пес уже не мой пес. Что ты теперь предлагаешь, чтобы мы увязли еще больше?
Он поднял свою утыканную болтами голову:
– Убить его голыми руками.
Этот тип не отступит, он пойдет до конца в своих бредовых идеях. Я уже не знал, что и думать, я растерялся и плохо соображал. Фарид склонился над ящиком, притворяясь, что он что-то делает и кому-то нужен. Для чего нужен? Тысяча сто двадцать два, тысяча сто двадцать три, тысяча сто двадцать четыре…
– Убить его голыми руками? А ты не объяснишь, как его выманить из такой роскошной норы?
Мишель взял острый камень, сдвинул в сторону спальник и принялся чертить на коремате: с одной стороны пещера, посредине палатка, с другой стороны ледник.
– Еды у него хватает, а вот воды нет. Сейчас он устроил себе оргию, но очень быстро поймет, что после сытной еды, полной натуральных солей, хочется пить. Без еды продержаться можно, без воды – нет.
Фарид пожал плечами:
– Да ведь ты столько льда туда натаскал.
– Он ничего не сможет с ним сделать. Можно погибать от жажды на снежной равнине. Если не сможешь растопить снег, все равно умрешь. Это проще простого.
Здоровой рукой Мишель начертил крест между левой стеной и передней стенкой палатки:
– Вот тут, где падали сталактиты, есть небольшое углубление. В нем можно устроить лужу. Объясняю план. Надо натопить три-четыре кастрюли воды, ровно столько, чтобы образовалась жидкая поверхность, и поставить рядом фонарь, чтобы пес из своей галереи видел отсвет. А мы спрячемся в палатке и будем ждать, когда он придет пить. И тогда, в темноте, мы набросимся на него и убьем.
Это подло. Я представил себе отощавших, голодных львов, которые прячутся в саванне возле лужиц с водой, подкарауливая пришедших на водопой антилоп. Фарид нервно натянул рукавицы.