Головокружение

Тилье Франк

Прошло время, и мне сняли наконец катетер. В общем, организм постепенно набирался сил и мозг начал работать с нормальной скоростью. Тут же возникли миллиарды вопросов. Передо мной качалась маска Мишеля, я чувствовал его дыхание у себя на затылке, слышал, как свистит в воздухе топор. Меня мучил хруст разрубаемой кости, и я со стоном валился на кровать, прижав ладони к вискам.

Потом вскакивал и метался взад и вперед по палате. В окно бились крупные хлопья снега. Возле моей двери дежурил полицейский и не выпускал меня из палаты. Я ворчал, ругался, просил, но он не проронил ни слова. У меня было одно желание: выбраться из этой больницы и вместе

с дочерью пойти проведать Франсуазу. Она хотела, чтобы ее кремировали, а пепел рассеяли над глубоким оврагом. Я должен был исполнить ее последнюю волю. И только потом попытаюсь разобраться.

Наконец ко мне явились психиатр и двое полицейских в форме. Лица у обоих мрачные, а у одного губы совсем утонули в огромных черных усах. Он мне напомнил дровосека. Должно быть, это был старший.

– Ну, вы нормально себя чувствуете? – спросил Пармантье.

Я сел на кровати, босые ноги, все в трещинах, свесились до пола.

– Я гнию здесь уже по крайней мере дня два. Мне не дают видеться с дочерью, не отвечают на мои вопросы, колют какую-то гадость. Я не знаю даже, в каком городе нахожусь! Что вообще происходит?

– Вы здесь три дня. Вы очень много спите, больше шестнадцати часов в день, причем без медикаментов. Ведете растительную жизнь…

Шестнадцать часов… А мне казалось, что я сплю урывками. Врач, заложив руки за спину, подошел к окну, потом вернулся.

– Вы прошли через суровое испытание, и мы дали вам прийти в себя. Сегодня вы готовы к тому, чтобы разъяснить нам эту историю. Что же касается города, то вы в Меце.

– В Меце?

– И чтобы быть честными до конца, вы находитесь не в клинике травматологии, а в психиатрическом отделении городской больницы.

– В психиатрическом отделении? Вы хотите сказать… в сумасшедшем доме?

Он улыбнулся. Почему все, кто ко мне подходит, начинают глупо улыбаться?

– Да нет, конечно нет. Мы помещаем сюда тех, кому уже не нужна неотложная помощь травматологов и кто нуждается в помощи скорее психиатрической, чем медицинской. Ну, знаете, жертв похищений, бывших заложников, старых солдат. Не волнуйтесь, на вас никто не вешает ярлыка сумасшедшего.

– Вы меня невероятно успокоили. А теперь объясните, пожалуйста, как я сюда попал.

– Вас рано утром нашли двое туристов. Когда они увидели, что произошло, то немедленно позвонили в полицию и в скорую помощь. Вы были один. Или почти один… Потому что второй был мертв.

– Мертв? Но… Вы о ком? О Мишеле? У него голова… взорвалась?

Психиатр со вздохом поднялся, открыл папку, достал карандаш и начал что-то записывать.

– Месье Тувье, прежде чем рассказывать вам что бы то ни было, мы хотели бы услышать вашу версию событий. Расскажите подробно, что произошло, с самого начала и до конца. Постарайтесь вспомнить все детали, даже те, что кажутся вам неважными. Мы не торопимся, и вы, пожалуйста, тоже не торопитесь.

Пармантье был прагматиком, а потому нажал на кнопку записывающего устройства. Двое полицейских уселись напротив меня. Я охотно начал рассказывать, мне надо было освободиться от всего этого. Рассказал, как очнулся в подземелье, которое назвал «Истиной», с Мишелем, Поком и Фаридом. С точностью описал всю территорию, и падающие сталактиты, и смертоносный обвал в галерее… И то, как шепчут водяные капли и завывает ветер в расселине. Поведал о трупе с простреленной головой. О том, как погиб одичавший Пок, о том, как умер Фарид… О палатке, о детонации, которая нас объединила, всех троих. О маленьких электронных чипах, спрятанных

в браслетах цепей. Я описал наши лишения, голод, холод, ежесекундный страх смерти. Мой рассказ дошел до найденного в ящике топора. Я рассказал им про Макса и спросил, удалось ли им идентифицировать труп, но они хотели, чтобы я продолжал. Слова беспорядочно слетали с моих губ, эпизоды путались. Я то плакал, то смеялся и не мог остановиться. Иногда я кричал так громко, что люди открывали дверь и заглядывали в палату. Пропасть меня не отпускала, она была внутри меня, сжимала мне грудь.

Не знаю, как долго я говорил, но за это время я выпил стаканов пять-шесть воды, а снег успел полностью покрыть крыши домов. Я выложил им все в деталях. Муляж Клэр, вмороженный в лед, сапоги Мишеля из человеческой кожи, мусорный мешок с деньгами на карнизе, историю с моим Желанным Гостем, танцующим пауком. Когда я закончил говорить, я поднял перед собой правую руку:

– Единственное, чего я не понимаю, так это историю с рукой.

– С вашей закованной рукой, которую Мишель собирался отрубить топором?

– Да. Я вижу этому только одно объяснение. Он меня усыпил. А может, не решился отрубить? В общем, попробовал обойтись без этого. И его голова… Голова все-таки взорвалась. Другого объяснения у меня нет.

– Однако у вас на запястье нет никаких следов цепи.

– Правда, там был небольшой зазор, перчатка, и она предохраняла кожу…

Я нахмурился:

– Послушайте, вы знаете то, чего не знаю я. Перестаньте ходить вокруг да около и скажите наконец, что происходит. Где Мишель?

Усатый полицейский наклонился вперед. Он был высокий, с бритой головой и торчащими ушами. Теперь слово взял он:

– Давайте я попробую сказать вам, что происходит, и разъяснить, какова на самом деле реальность, с которой мы столкнулись. Так сказать, реальность объективная. Хотите?

Я кивнул, закусив губы. А он буквально сверлил меня взглядом.

– Туристы обнаружили вас в Фужероле, в лесу, на пешей тропе. В двух шагах от загородного дома вашего друга Патрика Бюнеля. Вы лежали на мерзлой земле в ужасном состоянии, были абсолютно раздеты и прикрыты разостланной волчьей шкурой. Туристы позвонили нам, то есть в полицию, и в скорую помощь. В нескольких метрах от вас, на территории, принадлежащей вашему другу, стоял ваш пикап. Неподалеку там есть трехуровневый блокгауз. Верхний уровень надземный, средний в пяти метрах под землей, и в него ведет винтовая лестница. Есть еще нижний уровень, в девяти метрах под землей. Средний уровень представляет собой просторное помещение, примерно двадцать метров на десять, из которого наверх, в надземный уровень, ведет вентиляционная шахта, а в нижний – колодец с трапом. Вам этот блокгауз знаком, месье Тувье, потому что вы там провели немало времени со своей собакой. Или я ошибаюсь?

Черт возьми, блокгауз! Зачем он со мной об этом заговорил? Я не понимал, куда он клонит. И что мне делать в Меце?

– Да, это было четыре года назад. Я тогда спасал собаку от смерти. Но я с ней был на верхнем этаже и никогда не спускался ниже.

– Четыре года назад, говорите… И вы, конечно, ни разу туда больше не приезжали?

– Нет.

По тому, как скривились его губы, я понял, что ответ его совсем не удовлетворил.

– А что вы думаете о том, чтобы туда наведаться и взглянуть на это место? Может, этот визит освежит вашу память? И вы сможете в менее ирреалистичной манере объяснить нам, как вы смогли до такой степени искромсать свою собаку и тело человека?