Головокружение
Шрифт:
— В чем они их продают? — спросил Хэссон, думая об Оливере и о его человеколюбии и сострадании.
Джинни нахмурилась:
— Что вы хотите этим сказать?
— Я только хочу узнать, в чем они продают эти лишние спички? Вы говорите, у них появляются лишние пятьдесят спичек, но нет коробка, в котором их можно было бы продать. — Хэссон кивнул Уэрри. — Вам никогда не продавали спички в бумажном пакетике?
— Тут он тебя поймал! — радостно закричал Уэрри, схватив Джинни за ляжку. — Об этом ты и не подумала!
— Послушай меня, Эл Уэрри, и я скажу тебе, что они делают, — отрезала она,
Джинни несколько раз открыла рот, словно подсказывая Элу, как ему самому сделать должное разъяснение. Наконец, когда стало очевидным, что подходящих слов не находится, Джинни посмотрела на Хэссона помутневшими от ненависти глазами.
— У меня нет времени стоять тут и болтать весь вечер, — сказала она.
— Мне надо готовить обед.
«Главное оружие», — подумал Хэссон, но ему уже было чуть стыдно за то, что он вступил в бой с крошечной худенькой женщиной, чья агрессивность, видимо, свидетельствовала о душевной неустроенности.
— Мне не следовало подшучивать над вашей кухней, — с улыбкой извинился он. — Я с удовольствием съем все, что вы нам подадите.
— Выпей пива, Роб, — вставил Уэрри. — Я сегодня на дежурстве, так что позже компанию тебе не составлю.
Он встал, достал из холодильника банку пива и направился в гостиную. Хэссон подмигнул Джинни, отчего на лице у нее появилось недоумение, и пошел следом за Уэрри.
Мужчины просидели за пивом около часа, причем большую часть времени Уэрри говорил о трудностях работы полицейского и насколько лучше было бы ему найти какое-нибудь другое занятие. Он казался спокойным и пугающе подтянутым, но во взгляде его появилось странная сосредоточенность, говорившая о том, что, видимо, Баку Морлачеру удалось пробить его психологическую защиту. Уэрри пространно описывал свои новые усилия по защите отеля «Чинук» от посторонних. Двум его патрульным, Генри Корзину и Виктору Куиггу, было приказано начиная с сумерек летать вокруг верхней части гостиницы, чтобы никого туда не допустить. Сам Уэрри подменял их на четыре часа во время их ночной вахты, вот почему ему надо было отправляться на дежурство сразу после обеда.
— Самое скверное то, что днем у меня тоже масса дел, — жаловался он, постукивая по стакану, чтобы поднять пену. — С возвращением хорошей летной погоды сюда отовсюду слетаются юнцы. «Чинук» притягивает их к себе, как магнит, понимаешь? Мы без устали отсылаем их домой или сажаем за нарушения правил полета, но прибывают новые, и всех их не остановишь. Особенно с наступлением темноты. Иногда мне так и хочется взять тонну сверхдина и выбить палочку из-под этого эскимо. Почему почти вся полиция города вынуждена присматривать за собственностью одного человека?!
— Наверняка это здание опасно из-за своей заброшенности, — подсказал Хэссон. — Может, вы добьетесь решения о его сносе?
— Может, но на это уйдут годы. — Уэрри задумчиво вздохнул. — Понятно, почему «Чинук» так привлекает некоторых ребятишек. У них там собственный мир — мир, который не видит никто из взрослых. Они могут устроить там свое общество, с новыми правилами, и никакие родители туда не сунутся, чтобы все испортить. Родители сидят где-нибудь в ста или двухстах километрах от них, и даже не знают, где их дети, а это нехорошо, Роб.
— Знаю,
— Не знаю, — мрачно откликнулся Уэрри, — по-моему, когда-нибудь дело дойдет и до этого.
Он вскочил и исполнил свою ставшую уже знакомой имитацию военного салюта: в дверях появилась Мэй, сообщив, что обед готов.
Хэссон прошел с ними на кухню и отметил, что стол накрыт на четверых.
— А где Тео? — спросил он, вдруг резко осознав, что в последние дни ничего не делал, чтобы восстановить отношения с пареньком.
— Он взял к себе в комнату молока и холодных закусок, — ответила Мэй.
— Хочет спокойно послушать радио.
— Да ну? — Хэссон припомнил давешний разговор с Тео. — Я не знал, что он увлекается радио.
— Он очень часто слушает по ночам, — сказал Уэрри. — Ему это очень помогает, радио.
Мэй кивнула в знак согласия:
— Правда: оно очень много для него значит.
Хэссон уселся, поглаживая подбородок, и переключил внимание на еду, которой так настоятельно требовал его желудок. Главным блюдом была мясная запеканка со специями, которую он нашел вполне приятной, и еще больше обескуражил Джинни, нахваливая еду. На десерт было мороженое и дичи. Сочетание ароматных тропических фруктов и можжевелового спиртного показалось Хэссону довольно тошнотворным, но он попросил добавки и к тому моменту, когда был подан кофе, ощутил приятную тяжесть в желудке.
— Когда тебе говорят есть побольше и поправляться, ты времени не теряешь, — добродушно заметил Уэрри. — Кажется…
Он замолчал, раздраженно пробормотав что-то: на его запястье резко запищал полицейский приемничек. Наступила секунда тишины, потом снова послышался писк.
— Извините! — Уэрри нажал кнопку коммуникатора и крикнул в него: — Начальник полиции Уэрри слушает. В чем дело?
— Эл, это Генри Корзин, — проговорило радио тонким настоятельным голосом, — я у «Чинука». Тебе надо бы поскорее приехать сюда.
— Генри, я же сказал, что буду в девять. Неужели нельзя подождать, пока я…
— Это дело не будет ждать, Эл. На нижнем этаже помещения отеля был какой-то взрыв. И по-моему, там начинается пожар.
— Пожар? — Удивленно подняв брови, Уэрри обвел взглядом сидящих за столом. — Но ведь там гореть нечему, разве не так?
— Там полно досок, лесов и перегородок, Эл. Подрядчики просто ушли и оставили все внутри.
— Ну, ты вызвал пожарных?
— Виктор вызвал, но это не поможет. Высота отеля четыреста метров, и у них нет никаких шансов дотянуть туда рукава и пеногенераторы.
— Ты прав! Знаешь что, Генри? Ты абсолютно прав! — Неожиданно лицо Уэрри расплылось в блаженной улыбке — Как ты думаешь, у нас есть надежда попрощаться с нашей местной достопримечательностью?
Наступила пауза, и когда Корзин ответил, его голос звучал удивительно неуверенно.
— Не знаю, Эл. Я только видел небольшое возгорание, оно может и затухнуть, почем мне знать.
— Ну, будем надеяться на лучшее, — сказал Уэрри.
— Это серьезно, Эл, — снова заговорило радио. — Похоже, там какие-то люди, и они не могут выбраться.