Головокружение
Шрифт:
Когда Хэссон спустя несколько минут встал на ноги, он мог свободна двигаться и был рад этому. Ценой очень короткого периода психического неудобства и физической муки он получил хороший урок, и теперь наверняка знал, что дни его полетов позади. Исходя из этого, он сможет строить разумные и реальные планы на свое отдаленное будущее.
Как и ожидал Хэссон, Эл Уэрри спустился вниз в полной форме начальника полиции, включая пистолет. Обнаружив в гостиной Хэссона, он ухмыльнулся и бочком пошел на него, яростно боксируя с воображаемым противником.
— Где Мэй? — прошептал он. — У нас
Хэссон кивнул в сторону кухни:
— Она там с двумя парнишками, которые пришли в гости к Тео.
— Тогда мы можем хлопнуть по рюмашке. — Хэссон подошел к буфету и взял бутылку. — Ржаное годится? Мы тебя уже приучили?
— Вполне годится. Побольше воды.
— Вот и умница. — Уэрри налил две довольно большие рюмки и вручил одну Хэссону. — Как прошло сегодня днем? Побегал по облакам?
Хэссон сделал глоток и только потом ответил, прекрасно сознавая, что наступил решающий момент его новой жизни.
— Прошло очень плохо. Я только чуть подпрыгнул, и это было отвратительно.
— Вполне естественно. Необходимо какое-то время, чтобы снова привыкнуть к подъемам.
— Нет, это гораздо серьезнее, — ответил Хэссон, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. — Я покончил с полетами. Я больше не буду подниматься.
— Да и вообще, это не настолько приятно, как люди любят представлять,
— мрачно отозвался Уэрри, уставившись в свою рюмку. — Тебе дадут административную работу, правда?
— Надо полагать. В воздушной полиции акрофобия считается профессиональным заболеванием.
К Уэрри вернулось обычное жизнерадостное настроение:
— Значит, все не так уж плохо. Пей и забудь об этом.
Он следовал собственному совету, когда из кухни появилась Мэй Карпентер в золотых сапогах, спортивных брюках и стеганой золотой куртке с капюшоном. Она взглянула на Уэрри и у нее отвисла челюсть.
— Господи, — сказала она, — ты что, собрался туда в таком виде?
Уэрри оглядел себя:
— А что в моем костюме не так?
— Что не так? — Она бросила взгляд на Хэссона, потом снова повернулась в Уэрри. — Эл, мы что, на маскарад собрались, или ты намерен их ограбить?
Уэрри помахал свободной от рюмки рукой.
— Золотко, сегодня не просто вечер развлечений. У Бака какие-то важные гости. По крайней мере, он считает, что они важные, и хочет, чтобы они видели, что он дружит с шефом полиции.
Мэй вздохнула с очаровательно безутешным видом.
— Иди на кухню и попрощайся с Тео.
— Ни к чему, — ответил Уэрри. — Он никогда не замечает, дома я или нет. Пошли, ребята. Глупо стоять здесь и пить свое, когда можно пить чужое. Правда, Роб?
Хэссон поставил свою рюмку:
— Ваш довод заключает в себе неопровержимую экономическую истину.
— Я готова, — сказала Мэй. — Мы летим или едем?
— Едем. — Уэрри открыл дверь прихожей и с преувеличенной любезностью провел через нее Мэй. — Разве Роб тебе не говорил, что ему запретили летать?
— Нет, — отозвалась Мэй, направляясь к двери.
— Да, я больше не могу летать, — объяснил Хэссон ее удаляющейся спине, явно практикуясь в этом признании.
Казалось, Мэй не заметила этого. Когда они сели в ожидавшую их патрульную машину, Хэссон одиноко устроился на заднем сиденьи и пожалел, что рядом с ним нет женщины. Подошла бы почти любая женщина на свете, только бы ему не быть одному. Пока машина
Недели осторожных наблюдений не привели к более глубокому проникновению в ее личность, и Хэссон по-прежнему не понимал, что свело их с Уэрри. Насколько он мог судить, Уэрри предоставлял жилье и пищу Мэй и, иногда, ее матери, а взамен она помогала ему вести хозяйство. Предполагалось, что у них есть и какие-то постельные отношения, но не видно было никакой взаимной привязанности, и именно это Хэссон находил непонятным и озадачивающим.
«Может, жизнь на земле такая и есть?» — подумал он. Инстинкты заставляли его отбросить утверждение Уэрри относительно того, что они с Мэй — нелюди, реалистично выглядящие фигуры, имитирующие жизнь. Но что если эта фантастическая гипотеза верна? В уме Хэссона стали возникать настойчивые и постыдные мысли. Почему не отказаться от всех этих обременительных понятий чести и правды? Почему не рассмотреть проблему, как простую задачку по логике или математике? X — мужчина, к которому вернулось здоровье, и у него все возрастает потребность в отдушине, чтобы избавиться от биологического напряжения. Y — человек, неспособный испытывать любовь, ненависть или ревность. Z — женщина, для которой понятие верности ничего не значит. Существующие сейчас отношения можно выразить в виде X + (Y * Z), но почему не предпринять простое алгебраическое действие из тех, что часто имеют место в задачках, и не изменить его на Y + (X * Z)?
Хэссон всмотрелся в профиль Мэй, на мгновение разрешив себе увидеть в ней машину для любви, человеческий механизм, который выдаст некую заранее известную реакцию, если он нажмет нужные кнопки… Поднявшаяся в нем волна отвращения смыла все символы. Эл Уэрри — человек, а не математический знак, и если то, что он говорит о себе, — правда, значит жизнь дает ему очень мало, и по этой причине его следует защищать, а не грабить. Мэй тоже человеческое существо, и даже если она кажется ему двумерной, то вина заключается прежде всего в его неспособности видеть глубину.
Машина поднималась по пологому склону на западной окраине Триплтри. Вот они завернули в проезд на территории частного владения и углубились в тоннель из рододендронов и еще каких-то кустарников, которые Хэссон не мог назвать. После нескольких секунд полной темноты машина выехала на плоскую вершину холма, где возвышался освещенный прожекторами дом. Сам Триплтри казался отсюда опрокинувшейся шкатулкой с драгоценными камнями, где центральную горку разнообразнейших по цвету и форме камней окружили окраинные ожерелья из бриллиантов и топазов. Воздушные дороги повисли над ним пастельным ореолом, щедро засеянные огнями ночных летунов, а выше всего этого несколько звезд первой величины пронзали светящийся купол города. Из дворика сбоку от дома, где горели китайские фонарики, доносилась музыка. Множество людей столпились там вокруг гигантской жаровни, над которой поднимался столб дыма.