Головорез

Слэйд Майкл

В мерцающем свете убийство казалось похожим на дёргающийся чёрно-белый фильм. По сторонам и позади мужчины стояло трое панков-азиатов. Все они были одеты в чёрные джинсы, белые, подчёркивающие мышцы, рубахи и чёрные кожаные куртки. У всех трёх в левом ухе были серьги, а на руках – татуировки. Шум их проникновения внутрь, должно быть, заглушила гудящая пила.

Секач рассёк мясника по горизонтали. Его лезвие выбило верхние зубы, рассёкло щёки и язык и затем вонзилось в позвоночник. Под волосами, торчащими на манер Вуди Вудпекера, его

глаза закатились так, что остались видны только белки.

Тщетным движением он попытался схватить клинок. Когда панк рывком выдернул лезвие, кровь ударила из лица мужчины двумя фонтанами – секач перерезал обе сонные артерии. Мясник рухнул на пол, его ноги судорожно дёргались, а рассечённый язык подрагивал, как у змеи.

Панкам потребовалось пятнадцать минут, чтобы расчленить тело.

Пока один остался, чтобы вымыть пол, остальные двое затолкали останки мясника в подарочные сумки и отвезли куски на ричмондский строительный участок.

Там, возле лесопилки, был запаркован цементовоз, его барабан вращался в свете бесстрастной луны.

Одна за другой сумки были пропущены через лесопилку, превратившую кровавые останки в кашу.

Затем цементовоз опрокинул на них слой раствора.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

Даун, Англия

пятница, 27 октября 1876 г. 11:02 дня

Экипаж из Даун-Хауза ожидал возле станции. От ближайшей железнодорожной станции в Кройдоне, в десяти милях отсюда, генерал армии США Гидеон Пратт наслаждался поездкой среди холмов графства Кент. Этим солнечным осенним утром за окнами кареты проплывали живописные заросли пурпурного вереска и густые дубравы. Держа в руках Библию, Гидеон в дороге читал Книгу Бытия.

Даун-Хауз находился в узкой долине Вестерхем-роуд в четверти мили от Дауна.

Население посёлка, насчитывающее несколько сот человек, жило в коттеджах, рядами сгрудившихся возле небольшой сельской церкви. Построенный в стиле времен короля Георга трёхэтажный дом с арочными окнами был увит плющом и обсажен вязами. Когда карета въехала во двор и Пратт вышел наружу, пожилая женщина открыла парадную дверь.

– Добро пожаловать в Даун-Хауз, генерал. – Её голос звучал осторожно.

– К вашим услугам, мадам. – Пратт снял шляпу.

– Мой муж в своём кабинете. Входите.

Будучи в свои пятьдесят с небольшим лет убеждённым евангелистом, Пратт выказывал высокомерие человека, лично избранного для служения Господу. Сегодня генерал надел свою лучшую парадную форму, выказывая больше блеска, чем обычно, поскольку это были Британские острова. Его стройное тело вегетарианца хорошо переносило любую погоду. Его длинные седые волосы сливались с чёрной с сединой бородой. Он не курил; не пил; зато вставал каждое утро до рассвета, чтобы приветствовать рождение нового дня. Шрам на его щеке был памятью о Битве с Бегущим

Буйволом.

– Умоляю вас не провоцировать моего мужа, – сказала женщина, бросив взгляд на Библию в руке генерала. – Он не очень хорошо чувствует себя после публикации его последней работы. Если бы только критики знали, как сильно их шпильки задевают его.

Не двигаясь с места, Пратт отвесил джентльменский поклон. Он последовал за ней до дверей кабинета. Открыв её, Эмма Дарвин пригласила его войти.

Богохульник сидел за стоявшей у окна конторкой, на которой царил беспорядок, и глядел в сад. Годы борьбы оставили на нем свой след. Его брови сошлись от глубоких раздумий, плечи ссутулились под грузом злобной критики.

Серебристо-белая борода и косматые брови словно компенсировали облысевший череп.

Его окружали книжные шкафы, возвышавшиеся от пола до потолка, а каждый клочок свободного пространства стен был испещрен пометками. Оранжевый отсвет угля, горевшего в камине, падал на восковой глобус позади него, делая его похожим на луну. Когда генерал вошёл, натуралист встал, положив мензурку и пробирку, бывшие у него в руках.

– Вы оказываете мне честь, сэр, – сказал Дарвин, протягивая руку. – Как удачно, что вы пожелали повидаться со мной так же, как и я с вами. Разрешите выразить вам мою сердечную признательность за ваш приезд в Даун.

После рукопожатия генерал раскрыл свою Библию.

– "И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и подобию Нашему", – прочел он. – Вам знакома эта цитата, сэр?

– Конечно, – ответил Дарвин. – Книга Бытия.

– "И сотворил Бог человека по образу Своему". Означает ли это, что Бог является обезьяной?

– Позвольте мне ответить вам вопросом на вопрос, генерал. Если читать Библию буквально, то к кому относится местоимение "нашему"? Не является ли в этом случае Бог всего лишь одним из многих, как думали греки и римляне?

– Я предпочитаю знать с самого начала, каких взглядов придерживается мой собеседник. Вы продолжаете настаивать на том, что Бога нет и что нашим Адамом является обезьяна?

– Я агностик, генерал. У меня нет никакой теории о Боге. Равно как не стремлюсь я и повлиять на взгляды других. Если "Происхождение видов" оскорбило вас, то это было сделано не намеренно.

Англичанин предложил американцу нюхательного табаку. Как человек, не подверженный порокам, Пратт отклонил это предложение.

– Не единожды я использую в своей книге слово "эволюция". Я избегал обсуждать вопрос о человеке, так как этот объект окружён предубеждением.

Генерал фыркнул, поднимая Священное Писание.

– Возможно, но теперь вы опубликовали "Происхождение человека".

– Неужели признание изменчивости видов равносильно причастности к убийству?

– Сэр, ваша еретическая теория должна быть задушена в зародыше.

– Почему? – Дарвин усмехнулся. – Не потому ли, что она объясняет слишком многое?