Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху)

Ромен Гари

Стефани рванулась следом, но желоб был около метра в глубину, и, хотя ей и удалось дотянуться до головы и ухватить ее за бороду, голова застряла между стенками и не поддавалась.

Стефани предприняла еще одну попытку, затем признала себя побежденной. Сколько времени уйдет, чтобы вызволить отрубленную голову? Ждать она не могла.

Она поднялась.

Мальчуган ждал, довольный, готовый возобновить эту чудесную игру.

— Такси? — спросила она у него. — Такси, такси?

— Такси! — торжествующе крикнул мальчуган, и, вероятно, чтобы показать,

что он прекрасно понял, добавил:

— Кока-кола!

Он взял ее за руку, и Стефани, бросив быстрый виноватый взгляд в сторону канавы, пошла за ним.

Спустя пять минут она уже садилась в одно из трех такси, что ждали в тени смоковниц и пальм на маленькой площади около единственного в городе кинотеатра, который занимал одно крыло «культурного центра» — бывшего хамама, [66] построенного еще турками. Стефани успела бросить взгляд на афиши при входе и, увидев славные успокаивающие лица Джеймса Стюарта и Гэри Купера, почувствовала себя чуть лучше.

66

Восточная баня.

Она не знала адреса посольства, но ей удалось объясниться с шофером, который был родом из Адена и немного говорил по-английски. По причине, которая была выше ее понимания, шофер сделал сверхчеловеческое усилие, чтобы рассказать ей об экспедиции на дирижабле на Северный полюс. В конце концов, она поняла, что речь идет о фильме, который показывали на прошлой неделе и что, по всей видимости, она сделала величайшую ошибку, что пропустила его. Позднее она будет рассказывать своим друзьям в Нью-Йорке, что слова «Северный полюс» вызвали у нее в тот момент необыкновенную ностальгию, не столько из-за жары, сколько из-за того, что Северный полюс был самым что ни на есть далеким от Хаддана местом на свете…

Офис посольства был закрыт, но, поднажав на охранника, она узнала адрес резиденции посла. Добравшись туда, Стефани велела таксисту подождать и позвонила в дверь; сумку она крепко держала в руках. Дворецкий-хадданец открыл дверь дважды: в первый раз чуть-чуть, чтобы посмотреть, кто там, а во второй раз, когда узнал Стефани, — широко, жестом «вошедшего в поговорку гостеприимства». Нет, Его Превосходительства нет. Его Превосходительство во Дворце правительства. Да, разумеется, есть его секретарша.

— А она американка? — спросила Стефани, ибо она так намучилась, что ей хотелось одного — встретить родственную душу, которой она могла бы передать факел.

Дворецкий, похоже, удивился. Да, разумеется, мисс Тетли американка… Он указал взглядом на лестницу.

По ступенькам с задумчивым видом спускалась приветливая старая дева в чересчур облегающих брюках и лиловой блузке. Она остановилась, узнала Стефани, улыбнулась, как это полагается, когда ты находишься за границей за счет американских налогоплательщиков и пошла навстречу, протягивая обе руки.

— О, мисс Хедрикс, рада вас видеть… Посла сейчас нет, но

если я могу вам чем-то быть полезной…

— Мне бы хотелось сказать вам пару слов.

Секретарша указала рукой на салон справа.

— Ну конечно, входите, пожалуйста…

Салон был решительно американским, с мебелью, которую Стефани запомнила с тех пор, как на двадцать процентов повысила ее продажи, попозировав с нею рядом для «Джимбелз». [67]

— Присаживайтесь… Хотите что-нибудь выпить? В такую жару…

67

Крупная американская сеть универсальных магазинов.

— Превосходная мысль, — сказала Стефани. — Что-нибудь освежающее.

Мисс Тетли направилась к бару и вернулась с джин-тоником. Стефани, уже удобно устроившаяся в белом пластиковом кресле, с сумкой на коленях, с наслаждением осушила бокал.

— Еще?

— Охотно.

Она залпом опустошила второй бокал, затем задумчиво посмотрела на мисс Тетли.

— А сами вы ничего не пьете?

Секретарша засмеялась. У нее было одно из тех неопределенных лиц, которые всегда выглядят так, будто опоздали на встречу с самими собой.

— В этом климате я никогда не пью до семи часов вечера.

— Знаете, сейчас вам бы это не помешало, — посоветовала Стефани. — Учитывая, что вас ждет…

Лицо секретарши застыло на полпути между удивлением и улыбкой.

— Вам известно, что я была в том самолете, — продолжила Стефани.

— Конечно. Это, наверное, было ужасно…

— Да, еще бы. Вам также известно, что никто мне не поверил, когда я сказала, что это не было обычной аварией, и что пассажиры самолета были обезглавлены…

Секретарша поправила очки. Улыбка на ее лице почти полностью угасла, оставив на обозрение только два зуба. Из вежливости она никак не прокомментировала слова Стефани.

— А среди обезглавленных пассажиров был американский гражданин, мой дорогой шеф, тот, кто и уговорил меня приехать в эту проклятую страну, фотограф Абдул-Хамид, урожденный Болеслав Беркович, для друзей Бобо… Обезглавленный, да.

Улыбка секретарши стала примерно на десять процентов шире.

— Дорогая мисс Хедрикс…

— Я не закончила, — прервала ее Стефани. — Я сказала себе: лучший способ доказать господину Хендерсону, послу Соединенных Штатов в Хаддане, что в этой стране обезглавили американского гражданина, — это принести ему голову вышеупомянутого гражданина для ознакомления и репатриации…

Стефани встала, наклонилась, достала из сумки голову Бобо и поставила ее на круглый столик перед секретаршей.

Затем принялась наблюдать за произведенным эффектом, испытывая при этом любопытство, к которому примешивалась, в этом она призналась позднее, и добрая доля ликования, так как она хоть частично отомстила за все, что пережила, за неверие и иронию, с которыми столкнулась после…