Голубая ива
Шрифт:
— Мисс Коулбрук заметила в некоторых местах шляпки гвоздей и велела отодрать все украшения и положить новые. Я мог бы заделать эти шляпки, но мистер Гранд сказал, что она заметит, поэтому все это должно быть сделано заново.
— Знала все вплоть до шляпки гвоздя! — воскликнул Джеймс.
Лили быстро повернулась. Их взгляды встретились, все бурлило от невысказанных противоречий. Артемас шагнул вперед:
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Спенсер.
Спенсер вздохнул:
— Закончив эту лепку, я снова увидел мистера Портера. Он наклонился ко мне, а я сказал, просто потому что говорить было
Лили прерывисто вздохнула:
— Это было за неделю или за две до открытия здания?
— Да. Мистер Портер спросил меня, что я имею в виду, и я рассказал, что до этого мистер Рутгерс задал ребятам жару насчет того, что бетон нельзя долго консервировать. Лицо у мистера Портера сделалось таким, будто у него случился сердечный приступ: злое и одновременно испуганное. Я никогда прежде не видел его таким.
Лили прикрыла рот рукой:
— А что сказал он?
— Он спросил, рассказывал ли я кому-нибудь еще. Я ответил, что нет, и сказал мистеру Портеру: «Вы думаете, что по вине мистера Рутгерса и мистера Гранда произошла какая-то ошибка?» А он ответил — я помню точно, потому что его вид поразил меня, — он ответил: «Если они пошли на это, то здание нельзя открывать до тех пор, пока мост не будет укреплен». Это все. После того дня я больше его не видел.
Лили закрыла глаза, сложив руки как во время молитвы, страдание тронуло каждую черточку. Маркус де Лан коснулся ее руки, она откинулась на спинку стула, вздохнув, открыла глаза и окинула стол невидящим взглядом. Спенсер опустил голову и пробормотал:
— Он хотел сделать все правильно, но, наверное, ему что-то помешало.
Один из адвокатов Коулбрука заметил:
— Сожалею, но что мистер Портер с партнером могли или не могли — это уже другой вопрос. Ясно одно: они знали, что безопасность моста не обеспечена, но не предприняли соответствующих мер. Поэтому они разделяют с Оливером Грандом ответственность за случившееся. Именно это и будет написано в официальном заключении «Коулбрук интернэшнл».
— Дело закрыто, — резко произнес Джеймс. — Лили, мои симпатии и сочувствие не играют в данном случае роли, и теперь тебе придется жить с осознанием вины своего мужа.
Артемас подошел к столу и, оперевшись о край двумя руками, в упор взглянул на Джеймса:
— Не за что наказывать Лили. Вряд ли она страдает меньше нашего, я даже слышать этого не хочу.
Касс подалась вперед:
— Что касается меня, то я хочу услышать ее извинения в адрес Джулии.
Лили, сверкнув глазами, подняла голову:
— Страх затмил ваш разум, но вы тем не менее должны признать, что она тоже была в курсе.
От волнения у Артемаса перехватило дыхание, его охватил страх, что он никогда не сможет заставить себя признать это. Касс в ярости вскочила с места. Джеймс сжал ручки коляски, ошеломленно застыли Майкл с Элизабет. Артемас смог лишь выдавить:
— Это ложь. И не может быть правдой. И никогда больше не говори нам этого.
Она нерешительно поднялась, но тотчас выпрямилась и покачала головой:
— Бог с вами, вы никогда не узнаете правды, и совесть ваша
Артемас в отчаянии молча наблюдал, как Лили покидала комнату.
Она была права.
Несколько месяцев спустя, когда дом, столь любовно построенный ею и Ричардом, затерялся среди цветов и распустившихся деревьев, Лили собралась уезжать. Поживет пока у тети Мод, потом решит, что делать дальше.
Почти все было продано, чтобы оплатить судебные издержки и долги архитектурной фирмы Фрэнка и Ричарда. «Коулбрук интернэшнл», как она и ожидала, быстро восстановил свое положение. Все мечты Артемаса осуществились, но он не смог противостоять корпоративному решению. Умом она все понимала, но сердцем простить не могла.
Артемас приехал за день до ее отъезда. Этот визит оставил самые мрачные воспоминания. Мод с сестрами даже не пошевелились в их присутствии, внимательно наблюдая за ним. Он предложил помощь: одолжить — дьявол, дать — денег, чтобы она смогла открыть дело где-нибудь в другом месте. Было ли это вызвано сочувствием или попыткой удержать ее от возвращения в Маккензи — или тем и другим вместе, — Лили не интересовало. Отказ рассердил его, но, похоже, не удивил.
Она, прощаясь, шла через пустые комнаты, поглаживая деревянные резные ручки, рассеянно вытирая пятна на стенах.
«Если не можешь смириться, значит, не должна сломаться» — так обычно говаривала мать.
Она чувствовала себя на грани срыва.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Твоему холмику я поклонюсь,
Ибо он твой, но где он?
Мы бы скитались по новым мирам,
Ибо этот свет сошелся на твоем доме.
Глава 19
Второе января. Прошел целый день нового года.
Артемас бросил папку с записями на стол и повернулся к окну. Неприглядная картина автостоянки и нагромождение обычных офисных зданий из стекла и бетона напомнили ему, что это арендуемое фирмой здание было лишь жалким подобием неоготической грациозности Коулбрук-билдинг с его зелеными насаждениями, напоминающими величественные парки и сады.
Он уполномочил адвокатов продать Коулбрук-билдинг инвесторам, желающим сделать вложения в недвижимость. Пусть обновят вестибюль и отремонтируют здание. Конечно, ни о каком мосте и величественном саде с возвышающейся голубой ивой и речи быть не может.
Артемас начал взволнованно расхаживать по комнате. Он мог бы не продавать это здание, а доделать, как планировалось. Не важно, что окружающие воспримут это смелым предприятием, главное, это стало бы дурным поступком по отношению к своей семье и семьям погибших служащих.
Он остановился, равнодушно уставившись на огромную рождественскую елку; рабочий развернул ее поперек улицы. Все Рождество прошло как во сне. Они собрались у Элис и Джеймса в их новом каменном доме над рекой Чатахучи. Это место располагало Джеймса к думам о средневековье, которым брат всегда интересовался. Пожалуй, судя по настроению каждого из них, этот праздник казался Коулбрукам таким же приятным, как пребывание в темной, роскошной тюремной камере.