Голубая ива
Шрифт:
Лили оттолкнула ее:
— Мне не нужна твоя чертова помощь!
— Не упрямься. Сейчас довезем на «лендровере». Если у нее внутреннее кровотечение, то у нас не так много времени.
Лили мгновенно взяла Люпу на руки, Кассандра поддерживала ее голову и передние лапы. Люпа скулила и вырывалась.
— Где здесь ветеринар? — поинтересовалась Касс.
— Развернись и поезжай вперед, я покажу, когда выедем на главную дорогу.
Подбежала грязная Принцесса Ди. Кассандра бросила ее на переднее сиденье.
— Ты плохая девочка!
Ее голос, несмотря на дурацкий упрек, дрожал.
«Вот уж никогда бы не подумала!» — Лили гладила Люпу и слушала, как Кассандра Коулбрук причитает над собачкой. Это казалось самым невероятным из всего происшедшего!
— Я не хотела сбивать твою собаку, — оправдывалась Кассандра, стараясь ехать как можно быстрее. Саронг женщины спал, но она не обращала на это внимания, вела машину, обнаженная до пояса. — Понимаешь, медведь…
— Не надо мне ничего говорить!
Лили решительно стянула через голову тенниску и бросила на сиденье.
— Надевай! Даже Коулбрук не имеет права бегать по городу с неприкрытыми сиськами.
Доктор Джон Ли Сайке приехал в Маккензи респектабельным сорокалетним холостяком с прибыльной ветеринарной практикой. Имея всего лишь двух младших помощников, он смог приобрести неплохой участок земли с обширными пастбищами, амбарами, большим каменным домом, а также чистокровных лошадей, которых любил до безумия. По ночам ему все еще снился Вьетнам, хотя воспоминания двадцатилетней давности со временем притупились. На руке у него в память об одной неудачной морской кампании осталась татуировка, которой он очень гордился. Еще учась в ветеринарной школе, он стал страстным поклонником велоспорта.
Короче говоря, за свою жизнь он многое повидал, даже женщину, из ноздрей которой торчали золотые запонки. В большинстве случаев он старался получать от увиденного как можно больше наслаждения.
Но сейчас в приемной перед ним стояла женщина, затмившая всех и вся. Он уже был знаком с Лили Портер, она не раз приводила к нему на уколы свою безобразную собаку. Он никогда не упускал случая отпустить при этом какую-нибудь пошлую шуточку, считая, однако, что она выгодно отличается от женщин, пришивающих всякие пустячные эмблемы к трусикам.
Она, как всегда, твердо говорила: «Спасибо, нет». Приятная манера!
Итак, она предстала перед ним в рабочей одежде и в белом лифчике, который выглядывал из-под лямок. На лице ее застыла боль, курчавые рыжие волосы разметались по плечам, сквозь румянец волнения проступили веснушки.
Но не она была объектом внимания Сайкса. Другая женщина, без лифчика, в одной лишь тенниске и наискось повязанном куске материи, призывно свисающей с бедра, заставила его открыть рот от изумления. Она гордо откинула голову, тряхнув черными блестящими волосами, словно его лоснящаяся кобылица гневно взмахнула хвостом, закусив удила. Из-под белой тенниски маленькими красивыми точками выдавались
Женщину вроде этой не стыдно было бы привести в дом своей дорогой матушки, которая давно уже умерла от алкогольного отравления в одном из пивных баров Техаса и о которой у него тем не менее остались приятные воспоминания.
— Ты ожидаешь пинка, чтобы оторвать свою задницу? — неожиданно спросила она.
— Не отвлекай, пусть работает, — оборвала ее Лили, поскольку ветеринар давно уже пальпировал сломанную лапу Люпы.
Джон Ли поднял бровь, хмуро уставился на незнакомку:
— А как насчет того, чтобы поведать мне о своем образовании в ветеринарии и самой заняться этим?
Собака для Лили была важнее всего, и лексика врача ее абсолютно не интересовала. Он же, помолчав, добавил:
— Впрочем, тебе лучше заниматься своим делом.
Ее глаза расширились.
— Ах ты вшивый, пузатый, татуированный мерзавец!
— Ты заметила? Я польщен.
Джон Ли повернулся к Лили и сказал:
— Сейчас сделаем парочку рентгеновских снимков, чтобы исключить возможность внутреннего кровоизлияния. Похоже, лапа не сильно повреждена. Возвращайтесь домой, а завтра утром мне позвоните.
Прежде, чем Лили успела открыть рот, ее напарница резко выпалила:
— Я позвоню своему ветеринару в НьюгИорк, и если собака не выздоровеет, то тебя просто-напросто лишат лицензии!
Джон Ли не растерялся:
— Проваливай куда подальше. Звони своему лизоблюду, я плевать хотел!
— Я — Кассандра Коулбрук. Не смей так со мной разговаривать.
— Коулбрук, гм? Ну тогда успокойся, пока я не разделал толстую задницу богатой девочки и не оставил у себя на двери в качестве трофея.
Она открыла рот, пытаясь возразить, но тут уж встряла Лили:
— Хватит, Кассандра!
Она наклонилась над собакой и погладила ее, кончик хвоста тотчас дернулся.
— Я вернусь, — удрученно прошептала Лили. — Я люблю тебя, старушка. — Выпрямившись, она в упор посмотрела на Джона Ли: — Кроме вас, никто не поможет. Я вас очень прошу.
— Постараюсь.
— Не ты, так другой, — не преминула выступить Кассандра.
Джон Ли, зло сверкнув глазами, уже взял Люпу на руки.
— Уйди, Кассандра, прозванная самой отъявленной сучкой Коулбруков. Мы еще поговорим!
Лили чуть ли не силой вытащила ее за дверь.
Артемас проверил старые часы на кожаном ремешке. Раньше вся семья собиралась на обед ровно в шесть. Он требовал соблюдения этой традиции на протяжении многих лет. На минуту покинув остальных, он прошел в маленькую гостиную. Кремовые с лепниной стены и старая мебель розового дерева были такими же, как в детстве, когда обедал здесь вместе с бабушкой. Втайне он сгорал от желания показать интерьер Лили, посидеть здесь вместе с ней, глядя сквозь высокие стрельчатые окна на землю, которую они оба так любили.