Голубая ива
Шрифт:
Элизабет, Элис и Майкл уже спешили к ним по ступеням.
— Прекратите! Пожалуйста, прекратите! — умоляла Элизабет. — Что случилось?
— Нам надо поговорить, — быстро ответила Лили. — Это личное.
— Нам с тобой? — Элизабет выглядела изумленной и испуганной.
Лили пыталась высвободиться из рук Артемаса, игнорируя ехидную ухмылку Джеймса:
— Пожалуйста!
— Но… я тебе ничего не сделала.
— Речь не о тебе, а о твоих детях.
Элизабет от удивления раскрыла рот:
— С детьми все нормально. Няня
— Нет, не все!
Артемас ослабил хватку, чувствуя, что недооценил ее и она теперь никогда не простит ему этого. Элизабет тотчас оттолкнула его:
— Дай ей пройти!
Она взяла Лили за руку. Лили, горько взглянув на Артемаса, последовала за Элизабет.
Семья в напряжении ожидала за закрытыми дверями кладовой дворецкого. Казалось, нервы вот-вот не выдержат. Появилась Кассандра с доктором Сайксом.
— Какого черта? — Кассандра указала рукой на дверь. — Разве им есть о чем разговаривать?
Вслед за пронзительным криком тяжелая белая дверь распахнулась, и из комнаты, дико вращая глазами и угрожая кулаками, выскочила Элизабет. Майкл с Артемасом бросились к ней.
— Элен приставала к нему! Джонатану! Она дотрагивалась до моего сына! Я убью ее! Убью!
Все переполошились, обступили Элизабет.
— Я задушу эту сучку! Никому не позволю! О Боже!
— Пойдем вместе, — сказал Артемас.
Лили, какая-то опустошенная, застыла в дверях кладовой. В этот момент он любил ее больше, чем смог бы выразить словами, даже если бы представился случай.
— Поможешь? Пожалуйста.
Она кивнула.
Няня, окруженная возбужденными от злости Коулбру-ками, призналась в содеянном.
Элизабет была слишком возбуждена, чтобы расспрашивать своего сына. Надеясь, что няня лишь напугала его, Артемас нежно перенес мальчугана в детскую, заполненную самыми разнообразными игрушками, начал шутить с ним, щекотать его голые пятки. Такая забота со стороны взрослого мужчины к ребенку произвела на Лили неизгладимое впечатление. Ричарда таким она видела лишь однажды.
Артемас поговорил с Джонатаном; выяснилось, что и раньше няня неоднократно задабривала его, чтобы поиграть в свою странную игру.
Элизабет качала головой, закрыв лицо ладонями, все еще находясь под впечатлением услышанного. Джеймс покровительственно поглаживал ее по плечу, Касс сочувственно — по голове.
Слезы брызнули из глаз Лили от такого дружного участия всей семьи в страданиях одного из близких. Артемас подхватил ее под руку, и они вышли в коридор. Он ласково смотрел на нее, Лили же с негодованием вспомнила его обвинения на ступенях террасы.
— Могла бы сказать, зачем тебе Элизабет, — упрекнул он.
— Мог бы поверить мне на слово. Ты ведь думал, что Джеймс прав.
— Я думал о тебе весь день, желая видеть рядом. Ты появилась как раз тогда… — Он осекся. — Пусть все летит к черту. — Он говорил как-то невыразительно и вяло. —
— По крайней мере хоть какая-то польза есть. Элизабет мне поверила, и ее дети теперь в безопасности.
— Никто и не усомнился, даже Джеймс. Спасибо, прости, что тебе пришлось столько вынести.
Он погладил ее по голове, а затем заключил ее в глубокие, удобные объятия, и она с благодарностью положила голову ему на грудь. Как хорошо — никаких фейерверков, никаких угроз, никаких вопросов.
Она обвила его руками и в течение этого короткого перемирия предавалась любви и нежности.
— Извините, — вполголоса сказал Майкл.
Лили резко подняла голову. Артемас же высвобождать ее ничуть не торопился. Майкл благоразумно отвернулся:
— Ты поговоришь с Элизабет? Нам никак не удается ее успокоить.
— Конечно, я сейчас.
Майкл кивнул и пошел обратно в детскую.
— Возвращайся, — высвободилась Лили из объятий Артемаса. — Они нуждаются в тебе, особенно Элизабет.
— А ты никогда не признаешь, что нуждаешься во мне, — бросил он с вялым смирением. — Тут наша взаимная честность кончается.
Она ничего не ответила. Он молча отвернулся. Очарование исчезло.
На следующий день Лили в тревоге выбежала из дома на лай Люпы. У крыльца стояла Элизабет. Ее белокурые волосы растрепались, а лицо раскраснелось от полуденной жары. В помятом платье спортивного покроя и белых кроссовках, она выглядела так, будто прибежала с вечеринки.
— Я предупредила дома, что прогуляюсь, — объяснила она, по-видимому, еще не совсем придя в себя от горя. — Они смотрят на меня как курицы-несушки. Думают, что у меня нервный стресс. Может быть. Может, не стоило появляться здесь без предупреждения?
— Вряд ли ты пришла, чтобы спросить разрешение, — задумчиво ответила Лили.
— Я не поблагодарила тебя за твой смелый поступок. Если бы ты действительно ненавидела нас, ты бы просто наплевала на все происшедшее.
Лили вздрогнула:
— Во-первых, я вас не ненавижу, впрочем, и в противном случае я бы не стала вымещать свою ненависть на детях. — Ее голос дрожал, подняв подбородок, она добавила: — Мне было бы приятно думать, что любой из вас сделал бы то же самое для моего сына.
— О да, конечно. — Плечи Элизабет опустились, глаза блестели от внутреннего смятения, по-видимому, она была на грани срыва.
Лили жестом пригласила ее:
— Входи. Обещаю не искушать тебя, как Кассандру, персиковой настойкой.
Элизабет колебалась.
— У меня в душе столько всего накопилось… Может, я зря пришла к тебе… посоветоваться.
— Ты наверняка можешь рассказать все своим братьям и сестрам. Ведь вы такие дружные!
— Именно поэтому я и не могу им открыться… — Она осеклась и испытующе посмотрела на Лили. — Если у тебя нет времени, я уйду.