Голубая книга сказок кота Мурлыки
Шрифт:
— А куда же подевались мои бедовые головки? Наверное, спрятались где-нибудь в комнате — одежки-то их лежат на стульях. Ну-ка, вылезайте! Я не собираюсь с вами играть…
Никто не появлялся; мать стала ощупывать обе постели, а когда нагнулась, чтобы заглянуть под кровати, не там ли спрятались ее девочки, услышала шепот:
— Мама… мама…
— Да, да, я слышу вас… Ну так покажитесь, где же вы наконец? Мне ваша затея не нравится, и я очень сержусь…
— Мама… мама… — снова услышала она в ответ.
Голоса были сиплые и грустные, она с трудом узнала их. Не
— Мама, — сказал он, — не ищи Маринетту и Дельфину… Видишь эту большую лошадь? Это и есть Маринетта, а я — Дельфина.
— Что вы мне голову морочите? Я же вижу, что вы не мои дочки!
— Это мы, мама, — сказала Маринетта, — мы, твои девочки…
И правда, то были голоса Маринетты и Дельфины. Несчастная мать расплакалась, и дочки, прижавшись к ней головами, заплакали тоже.
— Подождите-ка здесь, — сказала наконец мать, — я схожу за отцом.
Вскоре пришел и отец; вволю наплакавшись, он стал думать, как теперь жить его дочкам. Прежде всего, и речи не могло быть, чтобы они остались в своей комнате, для таких больших животных она слишком мала. Лучше всего поселить их в конюшне со свежей подстилкой и полной сена кормушкой. Туда отец и повел их, а по дороге, поглядев на лошадь, задумчиво прошептал:
— А лошадка-то недурна…
В хорошую погоду ослик и лошадка, покинув конюшню, гуляли на лугу и щипали травку, разговаривая о том времени, когда они были девочками.
— Помнишь, — говорила лошадка, — мы с тобой однажды гуляли на этом лугу, пришел гусь и отнял у нас мячик…
— И еще щипал нас за ноги…
И ослик с лошадкой заливались слезами. За завтраком, обедом или ужином они приходили в кухню, садились там рядом с псом и с нежностью смотрели, как ели родители. Но через несколько дней им было сказано, что они слишком большие, и что с ними здесь очень тесно, и что больше им на кухне не место. Пришлось им перебраться во двор и глядеть в кухню через раскрытое окно, положив головы на подоконник.
Родители, конечно, очень печалились о том, что приключилось с Дельфиной и Маринеттой, но через месяц они уже не так убивались и вполне привыкли к виду ослика и лошадки. По правде говоря, они стали относиться к ним менее внимательно. Ну, например, мать перестала, как это было в первые дни, вплетать в гриву лошадке любимую ленточку Маринетты и не надевала больше на ногу ослику игрушечные часики. И вот однажды, когда отец был особенно не в духе, он увидел за завтраком, что ослик и лошадка просовывают головы в приоткрытое окно, и закричал им:
— А
Опустив головы, они ушли в полном отчаянье. С этого дня они старались не попадаться под руку отцу и видели его только в конюшне, когда он приходил менять им подстилку. Родители казались им еще более грозными, чем раньше, и они все время чувствовали себя виноватыми, хотя и не знали в чем.
Однажды в воскресенье, после обеда, пощипывая травку на лугу, они увидели, что к дому идет их дядя Альфред. Еще издалека он закричал родителям:
— День добрый! Это я, дядя Альфред! Я пришел повидать вас и расцеловать обеих малышек… Но что-то я их не вижу?
— Вам не повезло, — ответили родители. — Они сейчас у своей тети, у Жанны!
Ослику и лошадке очень хотелось сказать дяде Альфреду, что Дельфина и Маринетта никуда не делись, а превратились в тех несчастных животных, которых он видит перед собой. Он ничего не смог бы изменить, но поплакал бы вместе с ними, а ведь и это немало. Но они не осмелились заговорить, боясь, что рассердят этим родителей.
— Надо же, — сказал дядя Альфред, — как жаль, что не удалось повидать моих беляночек… А скажите, что это у вас за ослик и лошадка? Я этих красавцев раньше у вас не видел, да и в последнем письме вашем о них речи не было.
— Они у нас недавно, и месяца не будет…
Дядя Альфред стал гладить ослика и лошадку и очень удивился: и тот, и другая так нежно смотрели на него и так охотно тянулись к нему! Еще больше он изумился, когда лошадка преклонила перед ним колени и сказала:
< image l:href="#"/>— Вы, должно быть, очень устали, дядя Альфред. Садитесь ко мне на спину и я довезу вас до кухни.
— Дайте мне ваш зонтик, — сказал ослик, — зачем вам тащить его. Повесьте-ка его мне на ухо.
— Вы очень любезны, — ответил дядюшка, — но здесь так близко, что вам не стоит беспокоиться.
— Вы бы доставили нам такое удовольствие, — вздохнул ослик.
— Послушайте, — оборвали их родители, — оставьте своего дядюшку в покое, идите-ка на луг. Достаточно он на вас насмотрелся.
Гостя немного удивило, что они сказали «своего дядюшку», будто он приходился дядей ослику и лошадке. Но ослик и лошадка так ему понравились, что он и не подумал обидеться. Уходя, дядя Альфред без конца оборачивался, помахивая им своим зонтиком.
Вскоре ослика и лошадку стали кормить намного хуже. Запасы сена сильно уменьшились, и родители в первую очередь заботились о том, чтобы его было достаточно для волов и коров: волы прилежно работали, а коровы давали хорошее молоко. Ну, а овса ослик и лошадка вообще не видели уже давным-давно. Им даже не разрешали гулять в лугах — надо было дать траве вырасти, скоро сенокос. Они могли пастись только в оврагах и по обочинам дорог.