Голубая ниточка на карте
Шрифт:
И все видят — Мария Степановна, действительно, похожа на серебряную, потому что мокрая одежда блестит, сливаясь с ярко-серебряными волосами.
И Мария Степановна, действительно, не заболела.
— Вы совсем одна живёте? — спрашивает её Ромка, встретив в коридоре через день.
Она уже не кажется ребятам такой сердитой и недоступной, как раньше.
— Совсем.
— А… как же, когда болеете?
— А… никак. Вернее, кое-как.
— И никто к вам не
— Приходили… Три девочки с красными галстуками. Сходили в аптеку. Пообещали навещать, но больше не пришли. Видно, галочку им надо было поставить… Поставили и…
— А из какой школы?
Мария Степановна молчит, и Ромка чувствует: не скажет.
— Ладно, дознаемся. Н-ну держитесь, помогалкй, — у Ромки сжимаются кулаки, но, глянув на Марию Степановну, он тут же разжимает их. — А сейчас вам… ничего не надо? Ну… сбегать за питьевой водой… или ещё чего, а? Я раз-два…
— Не надо. Ни воды, ни «ещё чего». Спасибо, мальчик.
И разочарованный мальчик отходит от Марии Степановны. Ему хочется что-то сделать. Аж руки чешутся. Но… нечего… Вышел на палубу. Ой, смотрите-ка, волейбол среди Волги! Чудеса. Расскажи — не поверят.
Их теплоход обгонял длинную серую баржу. А на ней люди играли в волейбол. Сетка натянута. Две команды. Как на земле. А мяч — на верёвке. Вот придумали здорово! Длинная такая верёвка. Забивай, куда хочешь, лупи по мячу, как нравится, не страшно!
Обогнали. «Волжанин» ушёл вперёд.
Ромка от нечего делать разглядывает всё, что проплывает мимо. Вон недалеко от берега ещё баржа. Эта стоит. На ней работает экскаваторный кран. Интересно, что он делает? Реку углубляет, что ли?
Вот ковш опустился в воду, видимо, челюстями откусил там кусок дна и поднял его. С этого негустого дна капает… Волга. А кран это дно заносит на баржу, разжимает челюсти, и дно шлёпается на неё. А ковш опускается за следующим куском. Интересно. А вон там что? Но Ромка не может долго стоять на одном месте. Ему вечно надо куда-то бежать, лететь, нестись. Строить или ломать. Разведывать. Кому-то что-то доказывать словами или кулаками. Это Шур может часами разглядывать одно и то же. А у Ромки другой характер.
Побежал по верхней палубе. Какие тут васильковые полы. И ступеньки на капитанский мостик тоже васильковые. Вот бы туда забраться. Но к этим васильковым ступенькам прибита металлическая табличка, орущая, что сюда нельзя ходить. Эх…
Ромка смотрит вверх на мостик и видит там третьего помощника капитана. С чёрными усиками. У Ромки сразу портится настроение, и он заглядывает к Шуру в каюту.
— Эй! Чем занят! Иди сюда, хочешь секрет?
Кто же откажется от секрета, и Шур выбегает к Ромке на палубу. Ромка то ли серьёзный, то ли грустный. Непонятный какой-то. Вот вздохнул, да так горько:
— Ким погибает совсем.
— Знаю. Лия.
— А она этому с усиками глазки строит и строит.
— Видел. А какой секрет?
— Я думал-думал… ну что делать? Я ради родного брата на всё готов. И на враньё.
«Знал бы ты, что я ради него натворил», — подумал Шур и спросил:
— Что за враньё?
— Я письмо подкинул. Ей в каюту. Написал, что этот с усиками — женатый и у него трое детей.
— Ну и дурак. Она же ему это письмо покажет и спросит.
— А я написал, что он врун, и в его словах правды ноль целых, ноль десятых.
— Так и написал?
— Ага.
— Интересно, — Шур задумчиво улыбается, — ну, как у вас в каюте общая атмосфера?
— Нормалёк. Магазина вещи Фанере вернула.
— Видел. В своей юбке ходит.
— У нас теперь просторно. Приходи.
— На расширение подавали, что ли?
— Бачка на полу нет. Ведёрок тоже. Они на корме с рыбой засоленной. Толстолобик!
— Чего?
— Магазина накупила сома и какого-то толстолобика. И в засол! Правда, мешок с семечками на полу прибавился, но через него шагать легче, чем через бачок. Интересно, как она выгружаться будет в Чебоксарах?
— Вас обоих запряжёт. И Веснушку тоже.
— Удеру. А Ким не сумеет удрать. У него характер другой. Вроде твоего. Горе мне с вами.
Глава 24. Если бы не дождь…
Последняя зелёная стоянка. Завтра — Ульяновск, а послезавтра дома.
Шур идёт по горе. Под ногами тут и там маленькие земляные бугорки. Это же кроты нарыли. Точно. Шур останавливается и прислушивается. Или чудится, или правда? Нет, правда. Да правда же. В воздухе разлит какой-то нежный звон. Кто звенит так музыкально? Кажется, вон оттуда. Подошёл. Нет же, совсем с другой стороны.
Удивительный звон, и неизвестно кто звенит. Где этот невидимка?
Капитан по горе поднимается. Как всегда, хмурый. В клетчатой сине-голубой рубашке.
А ведь я ему даже спасибо не сказал за то, что он меня спас. Хамство великое. Что я за идиот? Сейчас скажу. А… как сказать? Какими словами? Не знаю… Неразговорчивый я. Вовремя никогда нужного слова не находится. Ромка сначала выпалит, а потом подумает о том, что сказал. А я…
Ой, капитан уже совсем близко.
— Здрасьте, — и… больше ничего не выговорилось.
Капитан хмуро молча кивнул. Но видимо Шуровы мысли о прошлом купанье передались ему. Остановился. Голубыми нехолодными шариками заглянул куда-то внутрь Шура.