Голубая роза. Том 1

Страуб Питер

– И поэтому ты вышел туда, чтобы бросить этим собакам сырого мяса?

– Не совсем, – сказал я, подходя к дивану и усаживаясь рядом с ним. Рэнсом бросил на меня подозрительный взгляд и, отодвинувшись, стал раскладывать аккуратными стопками книги о Вьетнаме. – Я хочу знать правду.

Джон неопределенно хмыкнул.

– Но какие у тебя причины сомневаться в виновности Драгонетта? Мне его признание кажется вполне убедительным.

– Объясни почему.

– Хорошо. – Рэнсом, успевший откинуться на спинку дивана, снова сел прямо. – Первое – он признался. Второе – он достаточно сумасшедший, чтобы это сделать. Третье – он знал Эйприл по своим визитам в офис компании. Четвертое –

ему всегда нравились убийства «Голубой розы», также как и тебе. Пятое – неужели в Миллхейвене могут найтись два человека, достаточно сумасшедших, чтобы это сделать? Шестое – Пол Фонтейн и Майкл Хоган, а они ведь очень опытные полицейские, поймавшие десятки убийц, считают, что Драгонетт виновен. Конечно, Фонтейн немного странный человек, но ведь Хоган абсолютно нормальный – это умный и сильный человек. Он напоминает мне лучших солдат в армии. В нем нет дерьма, как во многих других полицейских.

Я кивнул, ничуть не удивляясь тому, что Джон, как и я, попал под обаяние Майкла Хогана.

– И наконец, какой там у нас номер – семь? Так вот, семь – он действительно имел возможность узнать все о состоянии Эйприл через старую подругу своей матери – Бетти Грейбл, которая работает в больнице.

– Кажется, ее звали Мэри Грэбел.

– Она знала, что помогает убить Эйприл, – продолжал Джон. – Что стоило этой старой корове держать рот на замке!

– Она знала, что помогает убить Эйприл сыну своей старой подруги. Это совсем другое.

– А что заставляет тебя считать, что Драгонетт не убивал Эйприл?

– Драгонетт утверждал, что не помнит, что именно сделал с полицейским, дежурившим в ее палате, – Мангелотти. Он услышал, как Фонтейн в шутку сказал другому полицейскому, что Мангелотти уже нет в живых, и стал утверждать, что это он убил его. А потом Фонтейн сказал, что он несколько преувеличил, и Драгонетт стал утверждать, что он преувеличил тоже.

– Он просто играл в какие-то свои сумасшедшие игры, – сказал Джон.

– Но все же он не знал, что случилось с Мангелотти. И еще – Драгонетт понятия не имел о том, что Эйприл убита, пока не услышал это по радио в полицейской машине. И этот пункт беспокоит меня больше всего.

– Но зачем ему понадобилось признаваться, если он этого не делал? В этом нет никакого смысла.

– Может быть, ты этого не заметил, но Уолтер Драгонетт не из тех, кто всегда совершает исключительно осмысленные поступки.

Наклонившись вперед, Рэнсом несколько минут тупо смотрел в пол, обдумывая мои слова.

– Значит, есть еще один маньяк, – сказал он наконец.

Я вдруг вспомнил почему-то рисунки, на которых надо разглядывать дубовые листья или что-то в этом роде до тех пор, пока перед глазами не появится бегущий человек, труба или открытая дверь.

– Черт бы тебя побрал с твоим мозговым штурмом, – сказал Рэнсом и, покачав головой, вдруг улыбнулся. – А мне еще предстоит расхлебывать последствия драки с этим чертовым журналистом.

– Как ты думаешь, что тебя ожидает в связи с этим?

Джон подвинул одну из стопок книг.

– Думаю, теперь мои соседи как никогда уверены в том, что это я убил свою жену.

– А ты не делал этого, Джон? – спросил я. – Все останется строго между нами.

– Ты спрашиваешь, не убивал ли я Эйприл? – лицо его снова покраснело, но на этот раз в нем не было агрессии, как тогда, перед тем как он ударил Джеффри Боу. Он смотрел на меня, стараясь изо всех сил выглядеть угрожающе. – Это Том Пасмор велел тебе спросить меня об этом?

Я покачал головой.

– Ответ – «нет». А если ты посмеешь спросить еще раз, я вышвырну тебя из этого дома. Ты удовлетворен?

– Мне необходимо было спросить, – сказал я.

2

Следующие

два дня мы наблюдали за жизнью города по телевизору. Находясь в доме, мы игнорировали присутствие за дверью журналистов, число которых колебалось от трех самых стойких до пятнадцати. Мы также не поддавались на их попытки вытащить нас наружу. Через равные промежутки времени они звонили нам в дверь, заглядывали в окна, выкрикивали мое или его имя... Раз в час я или Джон, устав от бесконечного показа по телевизору жертв Уолтера Драгонетта, вставали с дивана и направлялись к окнам, чтобы проверить, что творится в стане врага. Все это напоминало средневековую осаду, плюс непрерывно звонящий телефон.

Мы ели ленч перед телевизором, обедали тоже перед телевизором.

Кто-то нервно колотил в дверь, другой остроумец кричал в щель почтового ящика:

– Тимоти Андерхилл! Кто убил Эйприл Рэнсом?

– Кто убил Лору Палмер? – пробормотал себе под нос Рэнсом.

В субботу декан гуманитарного факультета Аркхэма оставил на автоответчике сообщение, что от совета попечителей и общества выпускников стали поступать жалобы на показанное по телевидению поведение профессора кафедры религии Рэнсома. Не мог бы профессор Рэнсом представить убедительные доказательства того, что со всеми юридическими последствиями его драки с журналистами будет покончено до наступления осеннего семестра? Еще нам пришлось в тот день, продравшись сквозь толпу журналистов, съездить в бюро похоронных услуг братьев Тротт. Так что мы неплохо поработали. Самым ужасным, с чем нам пришлось столкнуться в похоронном бюро, была манера его хозяйки держаться в стиле Джойса – «зовите меня просто Джойс». Тротт Брофи, единственное чадо единственною оставшегося в живых мистера Тротта, оказалась женщиной необъятных размеров на последнем месяце беременности. Репортеры казались по сравнению с ней невинными младенцами. Давно расставшись со способностью сочувствовать чужому горю, она, видимо, решила для себя, что лучший способ общения с пришедшими в бюро со своею бедою людьми состоял в том, чтобы беспардонно вмешиваться в их дела. Тротт называла это здравым смыслом.

– Мы делаем для вашей маленькой леди потрясающую работу мистер Рэнсом. Когда увидите, наверняка скажете, что она такая же хорошенькая, как в день свадьбы. Для того, чтобы выставить ее в день похорон, я рекомендую вам вот этот гробик, а об урне договоримся потом. У нас есть очень красивые. Посмотрите только на этот атлас – какой мягкий и блестящий. Будет словно прекрасная рамка вокруг красивой картины, если вы не возражаете против такой формулировки. Вы даже не представляете, как я намучилась с этим ребенком, которого приходится носить туда-сюда по залу. Господи, если бы Уолтеру Драгонетту понадобилось кого-нибудь похоронить, мы бы сбавили для него цену – он дал моему папочке столько работы! О, господи, опять газы. Вас мучили когда-нибудь газы? Мне лучше присесть и посидеть тут, пока вы с мужем все обсудите, не обращайте на меня внимания. Хотя я все равно все слышу. Люди обычно сами не понимают, что говорят, когда приходят сюда.

Мы провели в бюро часа два и на собственном опыте убедились в том, что даже самые ужасные вещи, если терпеть их достаточно долго, становятся просто скучными. За это время Джон взял в аренду «гробик», заказал приглашения и некролог, зарезервировал время в крематории, купил урну и место в колумбарии, оплатил услуги специального администратора, который должен был руководить ходом похорон, нанял машину для процессии к колумбарию, заказал органную мессу и часа полтора классической музыки на магнитофоне. Джон выписал чеков в общей сумме на десять тысяч долларов.