Голубая роза. Том 2
Шрифт:
– Джентльмены, – сказал я, – хотя сейчас я не могу найти слов, чтобы объяснить состояние, в котором вы меня нашли, я надеюсь, что благодаря вашей доброте вы сможете простить... или не придавать значения... тому, что я, должно быть, сделал... я не вполне помню обстоятельства.
– Молодую женщину мы отправили, – сказал мистер Клабб, – и вы можете не бояться никаких неприятностей с этой стороны, сэр.
– Молодую женщину?
Я вспомнил сверхактивную фигуру, играющую рычагами в лимузине. Фрагмент сцены в офисе Джиллигана пришел ко мне на ум, и я громко взвыл.
– Не слишком чистая, но довольно приятная
Я застонал – привести такое чудовище к себе в дом!
– Никакого понятия о чести тоже, сэр, если позволите, – сказал мистер Кафф. – Пагубные привычки превращают их в воров. Дай им только шанс, и они открутят золоченые ручки с гробов собственных матерей.
– Пагубные привычки? – сказал я. – Что вы имеете в виду?
– Они берут все, что им нравится, – сказал мистер Клабб. – Прежде чем прогнать ее, мы нашли у нее эти вещи, без сомнения, принадлежащие вам, сэр.
Шагая ко мне, он доставал из карманов следующие предметы: мои наручные часы, золотые запонки, бумажник, зажигалку в античном стиле, подаренную мне мистером Монфортом де М., ножик для сигар и оставшиеся сигары из тех, что я покупал в тот день.
– Я вам очень признателен, – сказал я, надевая часы.
Все остальное я запихнул в карман пижамы, кроме сигары. Я заметил, что было около четырех часов утра. Сигару я протянул мистеру Каффу, попросив принять ее в знак моей благодарности.
– С благодарностью принимаю, – сказал он.
Мистер Кафф откусил кончик, выплюнул его прямо на ковер, зажег сигару и принялся пускать тошнотворные клубы дыма.
– Может быть, мы могли бы отложить наш разговор до того времени, пока я не приду в себя от своего же неразумного поведения. Давайте соберемся в... – Какое-то время я просидел, прижимая ладони к своим глазам. – В четыре часа дня?
– Всему свое время – принцип, которого мы строго придерживаемся, – сказал мистер Клабб. – У вас будет время на то, чтобы проглотить аспирин и алка-зельцер, а у ваших верных помощников – возможность насладиться превосходным завтраком, от воспоминаний о котором наши желудки начинают урчать. Человек вашего положения и достоинства должен найти в себе силы побороть последствия перебора спиртного и приняться за работу хотя бы для того, чтобы поднять с постели лакеев и слуг.
– Потому что такой человек, как вы, сэр, всегда помнит о том, что бизнес требует постоянного присутствия, не важно, каким больным и разбитым он себя чувствует, – сказал мистер Кафф.
– Старый мир поглотило пламя, а новый еще только зарождается, – сказал мистер Клабб. – Возьмите трубку.
– Ладно, – сказал я, – но мистеру Монкриффу это очень не понравится. Он работал на герцога Денби, а тот ужасный сноб.
– Все дворецкие – снобы, – сказал мистер Клабб. – Три жареных яйца по отдельности, а также шесть жареных ломтиков бекона, жареная картошка, гренки, горячий кофе и бутылка вашего лучшего коньяка для лучшего усвоения пищи.
Мистер Монкрифф поднял трубку телефона, выслушал мои приказания и проинформировал меня тихим, холодным голосом, что поговорит с поваром.
– Эта закуска предназначается вам и молодой леди, сэр?
С чувством невыносимого стыда, от которого усилилась
– Нет, – ответил я, – эта молодая леди, моя клиентка, была очень добра ко мне и проводила меня до спальни, когда мне стало плохо. Это еда для двух мужчин, моих гостей.
Непрошеное воспоминание нарисовало мне спектакль: тощая девица дергает меня за уши и визжит, что такой бесполезный старый пердун, как я, недостоин заниматься делами их группы.
– Дайте телефон, – сказал мистер Клабб.
В оцепенении я протянул ему трубку.
– Монкрифф, старик, – сказал он, – какая удача снова с тобой встретиться. Помнишь неприятности, которые были у герцога с полковником Флетчером и его дневником? Да, это мистер Клабб, и так чудесно снова слышать твой голос... Он тоже здесь, без него никак не обойтись... Я ему передам... Много тогда всего приключилось с герцогом, да, и нам понадобится все, как обычно... Рад слышать... В столовой через полчаса. – Он отдал трубку мне и сказал мистеру Каффу, что Монкрифф с нетерпением ждет партию в карты, а еще в подвале есть первоклассное «петрю», которое обязательно должно им понравиться.
Я купил шесть ящиков «шато-петрю» 1928 года на аукционе несколько лет назад и берег до тех времен, когда его и так высокая цена не удвоится, потом утроится или, может, даже удесятерится, и тогда я продал бы его в десять раз дороже.
– Капля хорошего вина приводит человека в чувство, – сказал мистер Кафф. – Питье делают, чтобы пить, так?
– Вы знаете мистера Монкриффа? – спросил я. – Вы работали на герцога?
– Мы ищем клиентов для своего скромного бизнеса вне зависимости от национальностей и границ, – ответил мистер Клабб. – Идти туда, где мы нужны, – вот наш девиз. Мы сохранили теплые воспоминания о старом добром герцоге, который показал себя как человек тихий, любящий юмор и очень энергичный, сэр, а что касается хлеба насущного, раз уж зашла речь, то еще и щедрый.
– Он давал до тех пор, пока мы не начали обижаться, – сказал мистер Кафф. – Старик плакал, как дитя, когда мы уходили от него.
– И до этого тоже много плакал, – сказал мистер Клабб. – Исходя из опыта, могу сказать, что такие бодрые ребята проводят в слезах больше времени, чем ваши мрачные клиенты.
– Я не думаю, что вы увидите в слезах меня, – сказал я. Быстрый взгляд, которым они перекинулись, напомнил мне о заговорщицком взгляде, который однажды проскочил, как искра, между двумя их соотечественниками из Нового Завета, когда один из них поймал свинью за задние ноги, другой схватился за передние и за нож, взгляд перед тем, как нож вскрыл горло свиньи и струя крови вырвалась наружу. – Я учту ваши советы, – сказал я, – и поищу анальгетики.
Я встал на ноги и потихоньку пошел в ванную.
– Могу я из чистого любопытства задать вам один вопрос? – поинтересовался я. – Вы отнесли меня к категории «бодрых ребят» или к какой-то другой?
– Вы человек средней силы характера, – сказал мистер Клабб. Я уже открыл рот, чтобы возразить, но он продолжил: – Но кое-что из вас еще можно сделать.
Я исчез в ванной. Достаточно я натерпелся этих круглолицых чурбанов, сказал я себе. Наслушался их историй до тошноты, пора накормить ублюдков и выкинуть прочь.