Голубая роза
Шрифт:
Но сейчас она сама, справившись со смущением, повторила:
– Помнишь, да? «Газовую» историю? Если я буду звонить какому-то полицейскому, и он будет приходить, надо будет объяснять Мехмету зачем, и надо будет сказать, что он уже здесь раньше был… И я сегодня уже звонила Мехмету, причем после прихода этого полицейского, но я не сказала, что кто-то приходил. А Мехмет потом будет думать, почему же я не сказала. В общем, все так запутывается!
– По-моему, ты сама все запутываешь. У тебя скоро мания преследования разовьется. Зачем тебе все так усложнять? Не хочешь – не звони, да и все!
Сибел наконец-то справилась с посудой, и Айше обрадовалась, что теперь они смогут
Разговор начал раздражать Айше. Потом она долго пыталась понять – почему?
– Нет, Ай, надо обязательно позвонить. Ведь эту девушку ищут. Я вдруг подумала: если бы моя Мелисса не пришла из школы, и я бы заявила в полицию, а какая-нибудь ко всему безразличная тетка поленилась бы вспомнить, где она ее видела, представляешь?
– Да, конечно, – согласилась Айше. – Но разве будет толк, если вместо настоящей свидетельницы мы подсунем полиции поддельную? И, кажется, за лжесвидетельство наказывают?
– Ну, это тебе лучше знать: ты у нас Агата Кристи, а не я. Но в данном случае никакого лжесвидетельства не будет: ты же скажешь правду – всю, какую я помню. Может, им просто нужно знать время и место, где и когда девушку видели. А кто – не все ли равно?
Айше плохо умела отказывать людям.
Иногда было совершенно очевидно, что надо сказать «нет», а она не могла. Ей легко давался отказ лишь в тех случаях, когда она физически не могла что-либо сделать или оказаться в определенном месте в нужное время. Она спокойно отказалась бы сделать перевод с китайского, сыграть на скрипке или выступить с докладом в Новой Зеландии через два часа. На иное ее душевных сил не хватало. Однажды она поймала себя на мысли, что вот-вот согласится переводить статью с итальянского языка, которого она никогда не изучала и не знала. Но, прикинув, что при помощи латыни, хорошего французского и плохого испанского она, пожалуй бы, и смогла… Словом, в самый последний момент и почти неожиданно для себя она сказала: «Нет-нет! Я же не знаю итальянского». Она так и не поняла, что ее спасло от этого почти неизбежного перевода. Скорее всего, это была мысль о тех нескольких страницах собственного текста, которые она не напишет, если скажет «да».
«Надо научиться говорить «нет», надо окончательно взрослеть», – эта мысль приходила ей в голову каждый раз, как только ее просили сделать что-нибудь сверхурочное, совершенно не нужное ей самой и не интересное.
Единственная просьба, на которую она охотно и уверенно откликалась этим не поддающимся ей словом, была любезная мужская фраза: «Айше, дорогая, не согласились бы вы поужинать со мной?» Или «пойти со мной куда-нибудь», или еще что-нибудь в этом роде. Айше понимала, что вслед за этим придется отвечать «нет» на более серьезные вопросы и наживать себе врагов в лице этих отвергнутых мужчин.
А так получалось вполне безобидно: отказалась не от него самого, а от ужина или театра. Слишком же настойчивых поклонников пока не находилось: после первой попытки Айше переставала улыбаться претенденту на ее время и сердце, и он с удивлением обнаруживал, что не такая уж она и привлекательная. И хорошо, что отказалась, а то, не успеешь оглянуться, и уже связал себя с такой занудой, да еще и разведенной, да еще и слишком образованной, да и не слишком красивой и не очень юной женщиной в очках.
Отказать Сибел было вдвойне трудно: и из-за патологического неумения
В ее придуманном мире, в ее романе, конечно, были и привлекательные молодые люди, и флирт, и неожиданно возникающая любовь. Но разве не может быть, что Айше и сочиняет-то все эти сюжеты от какого-то недостатка в реальных чувствах? Она впервые вдруг подумала об этом сейчас, на кухне у Сибел, когда надо было думать о совершенно другом.
Усилием воли, которое, как всегда, делось ей нелегко, Айше отбросила все посторонние мысли и постаралась сосредоточиться на том, что говорила Сибел.
– …во вторник, в шесть десять. Я точно знаю, потому что школьный автобус Мелиссы приезжает в шесть, максимум шесть ноль пять, – Сибел, как обычно казалось Айше, как-то по-особенному выговаривала цифры: чётко, профессионально, и с интересом к этим самым цифрам, – а эта девица стояла у нас в подъезде, около почтовых ящиков. Я оставила малышку с Мелиссой и сразу же, как только она вошла, спустилась вниз. Значит, было шесть десять. А в шесть двадцать я уже вернулась.
– А куда ты ходила?
– В аптеку. Я же только что сказала, а ты прослушала! Я выходила в нашу аптеку. Ты можешь сказать, что возвращалась из своей школы и видела ее у почтовых ящиков.
– А что она делала? Просто стояла? Меня же будут спрашивать, ты должна все описать подобно. Как она была одета?
Сибел заметно успокоилась. Значит, она не ошиблась и Айше согласится сыграть предлагаемую ей роль. Иначе не стала бы задавать такие вопросы.
– Она стояла и красила губы. Я поэтому и обратила на нее внимание: так странно, без зеркала, как будто наощупь. Я еще подумала тогда, что сто лет не покупала себе новой помады. Можешь использовать эту ассоциацию для убедительности.
– А одежда?
– Точно не помню. Но, кажется, что-то черное и обтягивающее, скорее всего узкие брюки или черные джинсы. И сверху тоже темное что-то.
– А когда ты шла обратно, она уже ушла? Или все еще губы красила?
– Ушла. Если бы я ее дважды видела, я бы сразу полицейскому сказала. Уж вспомнила бы.
«Ничего бы ты не сказала, – подумала Айше. – Не стала бы время тратить. И мужчину в квартиру пригласить побоялась бы. Небось у него перед носом дверь захлопнула? Надо будет его спросить». И от мысли, что она сегодня позвонит по оставленному ей номеру и поучаствует в чем-то вроде детектива, ей вдруг стало весело.
– Ладно, Сибел, ты не волнуйся, я позвоню и все скажу. Заодно, может, что-нибудь о работе полиции узнаю. Мне даже интересно, сможет он меня разоблачить или нет. А как тебе показалось, она кого-то ждала? И куда она, по-твоему, делась: на улицу вышла или к кому-то в квартиру поднялась?
– Да ничего мне не показалось! Я о ней и не думала ни секунды. Ты лучше ничего не придумывай, а скажи только правду: она там стояла. А куда ушла – пусть полиция голову ломает. Хочешь еще кофе? – Сибел давала понять, что деловой разговор окончен. Нервозность ее как будто прошла, она принесла из детской ребенка и посадила девочку в высокий детский стульчик.