Голубка

Исхаков Джасур

Пригнувшись, они вошли в калитку.

Всё было как много лет назад. Узкая дорожка, выложенная камнем, с проросшей в щелях травой вела в сторону приземистого кирпичного дома. С левой стороны, у забора, росла орешина. В глубине двора, на солнечной стороне, виднелся огород с подвязанными кустиками помидоров, краснели бока болгарского перца, зелёными стрелками поднимался чеснок. Но большая часть участка была в тени, и сквозь кроны старых деревьев пробивались в дыму лучи утреннего солнца. Заросший лопухами и крапивой двор всё так же обрамлял высокий малинник. «Вы там осторожнее… – вспомнился хриплый голос хозяина этого дома. – У меня там змеи

водятся…» Санжар мучительно пытался вспомнить имя этого человека. Но время стёрло его.

Во дворе возилось несколько человек. Кто-то из местных подметал дорожки, кто-то накрывал на старый теннисный стол бумажные скатерти, кто-то распаковывал одноразовые тарелки и пластмассовые стаканчики.

Два человека, раздевшись до пояса, загорали на солнце, негромко переговариваясь по-немецки.

Подросток раздувал угли в мангале. Один из иностранцев навёл на него объектив фотокамеры. Мальчик с ещё большим усердием стал махать фанеркой над горящими углями.

– Барбекю? Кебаб? – проявлял любопытство немец.

– Кебаб, шашлык, джигар! – кивал головой маленький шашлычник.

– Дас ист зерр гут!

Пёс, взволнованный обилием гостей и манящими запахами, бегал, виляя обрубком хвоста, и словно улыбался.

Санжар оглянулся по сторонам в поисках хозяина дома, но его не было видно. Подошёл Шакир.

– Слушай, ты какой-то напряжённый, что с тобой? Давай, расслабься… – похлопал он Санжара по спине. – Вот и Питер… Пошли…

Он подвёл Санжара к человеку, который стоял спиной к ним у большого развесистого куста и ел ягоды спелой малины.

– Господин Келль! – кашлянул Шакир.

Человек оглянулся.

– Разрешите представить вам… Это Санжар Умарович Мансуров, тот, про которого я вам говорил… Специалист по ландшафту…

– Шакир, дорогой, мы же не на официальном приёме, – поморщился человек и вытер платком красные от малинового сока губы. – Пётр, можно и просто Петя…

– Санжар…

– Очень приятно… – Питер внимательно посмотрел на Санжара своими серо-голубыми глазами, улыбнулся и крепко пожал руку.

– Пойдёмте, передохните с дороги, пивка холодного… Тузик, Тузик! Иди ко мне! Собаченция!

Он потрепал загривок пса, который тут же ответно лизнул его в лицо.

– Константин Иванович! – крикнул Питер, когда они проходили мимо крыльца. – Где вы там?

– Иду-у-у! – послышалось из дома.

«Дядя Костя! Ну конечно! Как я мог забыть?» – Санжар замедлил шаг, с нетерпением глядя в темноту распахнутой двери.

Дядя Костя… Командир связной роты, он вернулся с фронта в свой посёлок. От дома осталась одна печка. Никто не знал, где его жена и пятилетняя дочка. Один человек сказал ему, что, может быть, они успели эвакуироваться в тыл, куда-то в Среднюю Азию. Десять лет он искал семью. А потом забился в этот уголок у подножия горы, построил дом с флюгером и жил один. Из всех ближайших кишлаков несли ему в дом перегоревшие утюги, сломанные примусы и остановившиеся часы. Всё мог починить и исправить дядя Костя. Но главное, он ремонтировал телевизоры: «КВНы», «Темпы», «Рекорды». Любой телевизор в те времена представлял большую ценность. Долгими зимними вечерами, особенно здесь, в горах, телевизор был единственным связующим звеном с остальным миром. И потому Константина Ивановича с уважением звали не иначе как «Телевизор-ака».

Константин Иванович появился на крыльце с тремя банками. В одной из них виднелись маринованные огурчики с пупырышками, в другой – грибы. Третью

банку с помидорами он зажал под мышкой.

– Здравствуйте, Константин Иванович, – приветствовал хозяина Санжар.

– Здравствуйте, гости дорогие… – подслеповато щурясь, ответил старик и добавил, обращаясь к Санжару: – Помоги-ка мне…

Банки поставили на стол, и хозяин принялся открывать их. Искривлённые артритом пальцы плохо слушались старика.

– Давайте я… – Санжар взял из рук Константина Ивановича открывашку.

«Сколько же ему сейчас? Восемьдесят?.. Девяносто?.. Прошло столько лет…»

Почти не изменился, только лицо потемнело и сморщилось, словно яблоко на солнце, стало маленьким.

– Вы меня не помните, дядя Костя? Мы у вас два года подряд жили. У вас тогда и альпинисты базировались…

Хозяин дома сощурил глаза, взглянул на Санжара и перевел взгляд на банку.

– Нет, не помню… Ты уж извини…

– Вы ещё ножи глотали… – попытался оживить его память Санжар.

– Глотал, было дело… Теперь одни вот таблетки глотаю… – старик закашлялся.

Санжару хотелось спросить о племяннице его, Рите. Она жила где-то на Севере. И родители каждое лето отправляли её к дяде Косте: «В Ташкент, на фрукты и на солнце».

Старик выловил из банки огурец, попробовал его на зуб.

– Ух ты!.. Ядрёный! Эй, Петя! – закричал он. – Зови свою немчуру!

Вскоре у импровизированного стола собрались все гости.

– Огурчики, грибы, пожалуйста! А-ля фуршет, как говорится! Шнапс!

– Водка! Гут! Раша водка! Зерр гут!

– Э-э-э! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! – Константин Иванович налил и себе. – Петя, как ты теперь будешь меня называть? Каким шкипером?

– Хаускипером, дядя Костя… Управляющим… – Питер подошел к нему, обнял за плечи.

– Короче… Хочу выпить за наших… Это… германских товарищей… Как говорится, рот-фронт! Но главное, за тебя, Пётр… – на глазах старика блеснули слёзы. – С приездом… Поехали…

Откинув по-гусарски локоть и резко выдохнув, он опрокинул стопку с тыльной стороны ладони так ловко, что немцы восхищённо переглянулись.

– Что-то мне все это не нравится… – шёпотом сказал Шакир, закусывая водку грибком. – Поговорить не успеем. – Он посмотрел на Санжара, тревожно спросил. – Да что с тобой сегодня? Бледный… Заболел, что ли?

– Нет… Всё в порядке… – Санжар произнёс это почти механически.

Как с резким порывом ветра, сквозь толщу дней, годов, десятилетий, Санжар вспомнил, как они спустились по незаметной тропе в «беседку». Так Рита называла свое заветное место на крутом склоне, под густым кустом шиповника, где на утоптанной площадке стояла скамейка… Оттуда было видно далеко-далеко. А их никто не видел. Он явственно услышал её шёпот: «Ты самый хороший… самый красивый… самый добрый… Если б ты знал, как я тебя люблю!.. А ты?» И одно воспоминание, как ненадёжный камень на склоне, вдруг потянуло за собой второе, третье, десятое! Он вдруг увидел себя будто со стороны. Как вырезал ножом дурацкую надпись на скамейке: «Рита + Санжар = Любовь!», поранив в самом конце из-за неловкого движения палец. Как Рита быстро надёргала листья подорожника, отсосала кровь и замотала порез. Как начался дождь, но они остались сидеть на скамейке, прижавшись друг к другу. Капли дождя, смешиваясь со слезами, стекали по её лицу. «Скоро домой… Дядя Костя взял билет на двадцать восьмое…Ты ещё приедешь?» – «Да, конечно… Обязательно приеду…» – «Я тебя буду ждать…»