Голубка
Шрифт:
– «Голубку»…
Хасанчик начал играть знакомую мелодию. Мария подхватила свою подружку, маленькую и невзрачную женщину, и, танцуя, стала тихонько подпевать:
О голубка моя, как тебя я люблю,Как ловлю я за рокотом моряДальнюю песнь твою.Белое шёлковое платье с рюшечками на плечах колыхалось от чувственных па танго, свисали те же красные бусы, когда она
– Хватит! – отряхиваясь и раздражённо оглядываясь по сторонам, сказала её некрасивая подруга. – Ты совсем бухая!
Мария вдруг расхохоталась.
– Я? Бухая? Это ты, Лолка, танцевать не умеешь! Ну-ка, продолжим! – и, крепко схватив сопротивлявшуюся женщину, Мария продолжила танец.
Где б ты ни плавал, всюду к тебе, мой милый,Я прилечу голубкой сизокрылой,Паруся твой найду над волной морскою,Ты мои перья нежно погладь рукою… —громко пела она, вызывающе оглядываясь по сторонам.
Наверное, она заметила мой взгляд. Приостановилась и, взяв меня пальцами за подбородок, спросила со смехом:
– Что уставился, пацан? Нравлюсь?
И снова мягкой будоражащей волной окутал меня её запах. Манящий. Таинственный. Даже водка не перебила его.
Первый раз я видел её лицо так близко. И тонко выщипанные брови, и слегка размазанная помада не могли испортить необыкновенную красоту женщины. Голубые глаза блестели то ли от возбуждения, то ли от слёз.
– Ну, что молчишь?
Баянист перестал играть.
– Маша, шла бы ты лучше домой… – сказал он, глядя куда-то в сторону своими незрячими глазами. – Перебрала ты маленько…
– Точно! Идем, Маша… – подруга потянула её за руку. – Ты совсем пьяная…
– Я не пьяная! – захохотала вдруг она и снова взглянула на меня. – Ну признайся, я тебе нравлюсь?
В голове моей запрыгали какие-то слова. «Да! Да! Да! Конечно! Ещё там, зимой! Ты очень красивая! И поёшь здорово!» Но, поняв, что сейчас совру, покраснел, грубо откинул её руку и выпалил:
– Дура ты!
И побежал прочь. Вслед послышался её смех.
Домой идти не хотелось. Я побродил по парку, пострелял в тире, потом уселся за раковиной эстрады, где продолжался концерт военного оркестра, и увидел, как в сторону аттракционов бегут люди.
Меня окликнул один из знакомых ребят.
– Ты чё здесь торчишь? Бежим! Там такое творится!
В нашем парке, как, наверное, и во всех парках того времени, было несколько популярных аттракционов. Карусели, «комната смеха» с кривыми зеркалами, уродующими фигуры, которые почему-то вызывают смех, тир с покоцанными фигурками зверей и мельницей, лотерея со свёрнутыми бумажками и выигрышами в виде карандашей. Но самым главным и любимым аттракционом были «воздушные лодки». Что греха таить, мы часто залезали в кусты около этих лодок, снизу рассматривая развевающиеся юбки и платья, под которыми можно
Я бежал по аллее мимо забора летнего кинотеатра, откуда слышалась музыка из «Большого вальса», смех актёров. Перекрывая вальс, со стороны аттракционов доносились крики, трели милицейского свистка и главное – страшный скрип.
У «воздушных лодок» собралась толпа со всего парка. Успели прибежать музыканты с танцплощадки, дружинники, «стиляги». Фильм, видимо, кончился, и толпа стала ещё больше. Для кого-то это было очередным развлечением, но большинство со страхом смотрело вверх.
Деревянная конструкция из длинных брёвен, скреплённая большими скобами, угрожающе раскачивалась. Пять лодок из шести стояли внизу пустые. Лишь одна взмывала вверх, потом обрушивалась вниз и снова взлетала, задевая конёк конструкции металлическими прутами, к которым была прикреплена лодка. Держась руками за поручни, энергично сгибая и разгибая сильные ноги, Мария, что-то крича, раскачивала лодку всё сильнее и сильнее.
– Маша! – кричала снизу её подруга. – Прошу, остановись!!!
Милиционер свистел в свой свисток:
– Гражданка, немедленно прекратите раскачивать лодку!
Испуганный, белый как полотно смотритель ломал руки и торопливо докладывал директору парка:
– Я ей говорил, говорил сто раз! Лодка сломана! Тормозов нет… Клянусь, я не виноват, начальник! Она сама! Залезла пьяная…
Тормоз в виде доски с прибитой автопокрышкой был и в самом деле сломан пополам и безжизненно висел.
Директор парка в сердцах ударил смотрителя по шее.
– Скотина! Если что случится – засажу…
– Да не виноват я! – кричал смотритель, размазывая по лицу слёзы.
– Скорую надо вызвать… – сказал директор парка кому-то.
– Уже… Едет…
– Маша! Прошу тебя, ради Христа, остановись!
А Мария, словно, не видя и не слыша никого, хохотала, всё сильнее и сильнее раскачивая лодку. Платье колыхалось от ветра, высоко обнажая ноги. Неожиданно нитка бус лопнула, и красные шарики разлетелись в разные стороны. Я успел схватить одну из бусин, упавшую в пыль, и сунул её в карман.
– Вы её подруга? – спросил директор парка Лолу.
– Да…
– Ну сделайте что-нибудь, уговорите её! Есть кто-нибудь у неё? Муж, дети, родители?
– Да нет у неё никого… Одна она… – заплакала девушка. – А сегодня ей извещение из Подольска пришло… Нашёлся её жених Вася… Шестнадцать лет он был «без вести пропавшим»… А теперь вот захоронение обнаружили… Лучше бы и не сообщали! – Она снова закричала: – Маша, Мария! Остановись… – и осеклась на полуслове…
Именно в этот момент Мария отпустила поручни и на самом пике высоты вылетела из лодки…
Толпа охнула.
– А-а-а!!! – закричал кто-то страшным голосом.
– Ма-ша-а-а!!!
Мария упала за забор аттракциона. На твёрдую, как цемент, землю. Глухой, страшный удар. Какой-то утробный вскрик…
Все бросились к ней. Милиционер и дружинники разгоняли толпу, сжимающуюся в плотное кольцо.
– Отойдите! Ей дышать нечем! – кричал кто-то.
– Не трогайте её! Можете хуже сделать! – кричал другой.
– Где скорая?!!
Почти ползком, раздвигая чьи-то ноги, я приблизился к ней. Мария ещё дышала. Но это дыхание больше было похоже на хриплый стон. Изо рта текла кровь.