Голубой кедр
Шрифт:
Игорь лежал на своей лавке, приподнявшись на локте, ярко освещенный луной. Разноцветные пылинки плавали над ним. Было хорошо видно смугловатое твердое лицо, курчавые волосы казались подернутыми сединой.
– Теперь все в порядке, Николаша!
– одобрительно сказал он.
– Теперь спи спокойно, дорогой товарищ. Думаю, нынче ночью они уже сюда не сунутся. Ишь, тяжелую артиллерию в ход пустили. Кошка! А в первый раз, помню, как тут ночевал, так кикимора спать не давала, коклюшками стучала, кружево свое плела.
– Кто?!
– ошеломленно
– Ну, кикимора, домаха то есть, тоже нечисть. Шишига, - серьезно пояснил Игорь.
– Она в голбце живет. Не слыхал, не читал?.. Тем более непонятно, почему они тебя так легко взяли. Хотя... чего ж тут непонятного. Ты о них не знаешь - значит, не готов к встрече с ними, не представляешь, какими они могут быть, то есть принимаешь их как реальность, а потому им легче подчинить тебя себе, - рассуждал Игорь, пока Николай не прервал его:
– Ты соображаешь, что говоришь?
Игорь хмыкнул:
– Да уж, дискуссия у нас... Тема, главное, остро актуальная: "Нечистая сила и степень ее воздействия на верующего и неверующего". Ладно, что нам твои домовые! Утром мы отсюда уйдем - и все будет в порядке.
– Уедем?
– поправил Лебедев.
– Уйдем, - повторил Игорь.
– Туда, куда мне надо, можно только пешком. Извини, отвезти тебя в город я пока не могу. Не для того сюда рвался, чтобы возвращаться. Да и время боюсь упустить. Можно было бы оставить тебе здесь продуктов, но пока я буду идти туда и обратно, эти твари тебя так уделают, что и впрямь с ума сойдешь.
– Нет уж, я лучше с тобой, - согласился Лебедев.
– А куда ты так рвешься?
Игорь помолчал, ложась поудобнее, потом в темноте раздался тихий смешок:
– Да ты не переживай. Я не старатель потайной, не браконьер. Ружье исключительно на всякий случай. Продуктов у меня видел сколько, без дичины обойдусь. А камера...
– Он замолк на миг, но тут же воскликнул: - Ну не могу, не могу сказать! Дело такое, что поверишь... как бы не сглазить. Но, ей-богу, клянусь, все чисто, красиво и праведно. Знаешь, давай еще поспим. Путь долгий.
– Хоть скажи, куда пойдем, - устало попросил Лебедев.
– К кедру, - не сразу, негромко ответил Игорь, и Николаю показалось, будто он произнес это слово с большой буквы.
* * *
Поднялись еще затемно. Игорь при свече проворно распределил содержимое своего рюкзака на две поклажи, соорудив для Лебедева из обыкновенного мешка заплечную торбу. Кстати пришелся и моток веревки, нашедшийся в его рюкзаке. Еще Игорь дал Лебедеву старую энцефалитку и поношенные, но еще крепкие кирзачи.
– Всегда беру с собой запас одежды, - пояснил он.
– Мало ли что дождь, заморозки? Да и ночью чем больше под себя подстелешь, тем здоровее утром встанешь, даже если и спальник есть.
Николай слушал его с почтительным вниманием и долей стыда. Он хоть и был дальневосточником в четвертом поколении, однако тайгу не очень любил. Чувствовал ее опасную красоту, преклонялся перед суровой загадочностью, но... тайга оставалась
Не сказать, что мешок был тяжел, однако и легким его не назвать, и постепенно ощущение этого утомительного веса на спине поглотило внимание Лебедева. Если поначалу он еще пытался смотреть по сторонам, то потом все словно бы подернулось дымком усталости: ельники, кедрачи, дубняки, березняки, сквозь которые они продирались... Вернее, продирался-то прежде всего Игорь: он шел немного впереди, и чуть подлесок становился густым, сразу пускал в ход небольшой удобный топорик, так что Лебедеву передвигаться было легче. Тем не менее, после первого же привала он так разморился, что Игорь, недовольно покусывая губу, все-таки вынужден был позволить ему вздремнуть полчасика.
Едва Николай завел глаза, как поплыли перед ним скорбные лики домового и дзё комо, серая кошка металась в лунном луче, играя клубком, за ней гонялась неряшливая старуха, гремя деревянными палочками для плетения кружев - коклюшками. Мелькнули, словно молнии, чьи-то длинные черные глаза - и погасли.
Лебедев тихо надеялся, что где полчасика, там и час, однако, не помедлив ни минуты, Игорь разбудил его, навьючил - и снова стал первым на тропу. Солнце между тем затянулось серым маревом.
Наконец они забрались на седловину и начали спуск. Игорь обещал, что осталась еще одна сопка, а там недалеко и до "кедра". К ночи доберутся!
Прыгать по склону приходилось боком, выворачивая ноги на пепельно-бронзовом курумнике, но вскоре пошла полоса молодого осинника, уже густо забронзовевшего, охотно сбрасывающего листву под порывами ветра. Почва была здесь пружинистая, серо-зеленый блеклый мох отдавал влагу. Осины драли рюкзак. Николай опять взмок.
Он шел и шел, и даже не заметил, как воспаленным лицом ткнулся в рюкзак Игоря. Игорь остановился и смотрел сквозь поредевшие деревья вниз. Там бежала по камушкам речка, а на другом берегу медленно таяли в приближающихся сумерках очертания какой-то избушки.
– Ого!
– хрипло порадовался Лебедев.
– Зимовье?
Игорь молчал. Потом он сбросил с плеч рюкзак, постоял несколько минут, разогнувшись и уперевшись ладонями в поясницу, которая, как видно, ныла у него не меньше, чем у Лебедева, и обернулся. Глаза его были угрюмы..
– Что, не узнаешь домик? А ты приглядись, приглядись!
Николай пригляделся. В очертаниях избушки было что-то знакомое. И этот огород, весь в будылье, и позади такие же ветхие дома... Все тихо, мрачно. Только речушка играет и переливается...