Голубой Лабиринт
Шрифт:
Проблемой в настоящее время стала интеллектуальная концентрация, необходимость очистить свой ум от отвлечений, прежде чем продолжить. В его нынешнем состоянии, это было чрезвычайно трудно.
Во-первых, он должен был изолировать и ограничить свою боль, одновременно держа свой разум как можно более четким. Отрешившись от всего, он начал с задачи по математике: интегрирование e – (x 2), числа «e» в степени минус «х» в квадрате.
Боль
Он перешел на тензорное исчисление, одновременного решения в его голове двух задач векторного анализа.
Все равно боль осталась.
Был необходим другой подход. Дыша неглубоко, спокойно удерживая свои глаза полностью закрытыми, осторожно, чтобы оградить свой разум от того, чтобы признать боль, что протекала через его конечности, Пендергаст позволил крошечной, безупречной орхидее сформироваться в своем воображении. Минуту медленно вращаясь, она плавала в абсолютном мраке. Затем он позволил орхидее лениво распасться на составные части: лепестки, спинной чашелистик, боковые чашелистики, завязь и выступающая долька.
Он сосредоточил свое внимание на одной детали: лабеллум, нижний лепесток цветка, напоминающий по форме нижнюю губу. Пожелав остальной части цветка исчезнуть в темноте, он позволил лабеллуму расти и расти, пока он не заполнил все поле его умственного взора. И все это росло и расширялось с геометрической прогрессией, пока он не смог проникнуть до ферментов и молекул ДНК, и электронных оболочек в ее атомной структуре - и еще глубже, к частицам на субатомном уровне. Долгое мгновение он отрешенно наблюдал как самые глубокие и основополагающие элементы структуры орхидеи движутся по их странным и непостижимым орбитам. И потом – большим усилием воли – он замедлил весь атомный двигатель цветка, заставляя все бесчисленные миллиарды частиц неподвижно зависнуть в черном вакууме своего воображения.
Когда он, наконец, позволил лабеллуму исчезнуть из его сознания, боль ушла.
Сейчас, все еще в своем уме, он покинул несостоявшуюся детскую комнату, спустился по лестнице, прошел через закрытую входную дверь и очутился на улице. Дело было ночью, примерно шесть месяцев, возможно, девять месяцев назад.
Вдруг дом, из которого он только вышел, взорвался пламенем. Пока он смотрел – бесплотный, не в состоянии действовать, бессильный что-либо сделать, только наблюдать – горючее быстро разнесло пламя по третьему этажу здания. В переулке он увидел, как убегали две темные фигуры.
Почти сразу же потрескивание пламени смешалось со звуками женского крика. Собралась толпа, крича и истерически плача. Несколько мужчин пытались силой открыть запертую дверь при помощи подручных таранов. Им потребовалось не меньше минуты, и к тому времени, когда им это удалось, крики прекратились, и третий этаж дома был уже превращен в огненный лабиринт балок и раскаленных потолочных плит. Тем не менее, несколько мужчин – Пендергаст признал Фабио среди них – вбежали в дом, быстро сформировав цепочку с ведрами.
Пендергаст наблюдал бешеную активность в спектральной смеси интеллекта и памяти. В течение получаса пожар удалось потушить, но ущерб уже был нанесен. Теперь он видел фигуру, бегущую вверх по Рио Параноа. В этой фигуре он признал своего сына, Альбана. Но это был Альбан, которого Пендергаст никогда раньше не видел. Вместо привычной надменной, пренебрежительной и скучающей внешности, этот Альбан был безумно взволнован. Он выглядел
Он был встречен на пороге его лейтенантом, Фабио, лицо которого покрывало месиво из сажи и пота. Альбан пытался пройти мимо него, но Фабио загородил дверной проем, яростно тряся головой, умоляя Альбана тихим и настойчивым тоном не пытаться войти.
Наконец, Альбан попятился назад. Для поддержки он положил одну руку на оштукатуренный фасад. Пендергасту, наблюдавшего глазами его разума, казалось, что мир Альбана должен вот-вот рухнуть. Его сын рвал на себе волосы; ударил закопченную дымом стену, испустив наполовину стон, наполовину вопль отчаяния. Это было столь глубокое выражение горя, которое Пендергаст никогда не видел - и не ожидал увидеть от Альбана.
А потом – совершенно неожиданно – Альбан изменился. Он спокойно выпрямился, почти неестественно так. Он взглянул на разрушенный дом, еще дымящийся, его разрушенные верхние перекрытия представляли собой тлеющие угли. Он повернулся к Фабио, задавая ему точные вопросы тихим, настойчивым тоном. Фабио прослушал их и кивнул. А потом повернулся и растаял в боковом переулке.
*
На мгновение сцена, развернувшаяся в голове Пендергаста, исчезла. Когда он снова стал видеть, положение изменилось. Теперь он был за пределами района - на самом верхнем уровне Города Ангелов: у закрытого, огороженного комплекса, из которого он пришел не более часа назад. Теперь, однако, он больше походил на военный лагерь, чем на место жительства. Двое охранников патрулировали забор; кинологи с собаками, одетые в тяжелые кожаные перчатки двигались взад и вперед вдоль периметра двора. Окна верхнего этажа центрального здания были ярко освещены; разговор и резкий смех доносились из них. С его точки обзора, в тени через дорогу, Пендергаст увидел силуэт большого грузного человека, быстро движущегося перед одним из окон. О’Пунхо – Кулак.
Пендергаст бросил взгляд через плечо, на фавелу, которая раскинулась на склонах гор. Слабое свечение мерцало в полумиле отсюда над хаотичными перенаселенными улицами: дом Альбана все еще тлел.
И теперь раздался новый звук: низкий рокот двигателя. Пендергаст видел, как потрепанный джип выключил фары, подъехал, и затем, примерно в четверти мили отсюда, прижался к обочине дороги. Одинокая фигура выбралась с сиденья водителя: Альбан.
Пендергаст прищурился сквозь тьму его мысленного взора, чтобы четче видеть. Альбан нес большой пакет, перекинутый через плечо, и оружие в каждой руке. Он скрылся за фасадом ближайшего дома, и потом – убедившись, что его не заметили – быстро двинулся вверх по темной улице к закрытому входу в комплекс.
А затем произошло что-то удивительное. Как только он поравнялся с ним, Альбан остановился, повернулся и посмотрел прямо на Пендергаста.
Конечно, Пендергаста не было видно. Его телесная форма не существовала в том месте, а находилась в разрушенной детской, и все это происходило внутри его собственного сознания. И все же проникающий и острый взгляд Альбана смущал его, грозил разрушить и без того хрупкий перекресток памяти...
... Затем Альбан отвернулся. Он пригнулся, проверяя свое оружие: два штурмовых пистолета ТЕС-9с, каждый из которых был оснащен глушителем и тридцатью двумя патронами.