Голубой молоточек. Охота за сокровищами

Уоллес Эдгар Ричард Горацио

— Никто и не прибегал к насилию. Вы сами пригласили нас войти.

— Ничего подобного. Вы вошли самовольно, угрозами принудив меня впустить вас.

Пурвис испуганно посмотрел на меня, бледнея при мысли, что, возможно, допустил какую-то процессуальную оплошность.

— Давайте пока этим ограничимся, Арчер. Ведь допрос свидетелей все равно не относится к моей компетенции. По-моему, окружной прокурор не захочет выдвигать обвинение против нее. Мне бы не хотелось на данном этапе осложнять дело.

— Какое дело? — воскликнула она в неожиданном приливе отваги. —

Нет никакого дела. Вы не имеете права приставать ко мне и преследовать.

И все потому, что я бедная женщина, без друзей и с помешанным мужем, который из-за своей болезни даже не знает толком, кто он такой.

— А кто он такой? — прервал я ее.

Она со страхом посмотрела на меня и осеклась.

— Кстати говоря, почему вы пользуетесь фамилией Джонсон? — продолжал допытываться я. — Разве вы были когда-нибудь женой Джерарда Джонсона? Или Чентри, убив настоящего Джонсона, присвоил его фамилию?

— Я ничего вам не скажу, — повторила она. — Немедленно убирайтесь отсюда!

Пурвис был уже на крыльце, не желая иметь ничего общего с моим способом вести допрос. Я вышел вслед за ним, и мы распрощались на тротуаре перед домом.

Я уселся в свой автомобиль и попытался привести в порядок всю эту историю. Она началась столкновением между братьями — Ричардом Чентри и Уильямом Мидом. Ричард явно украл картины Уильяма и его девушку, а в конце концов убил его, бросив тело в пустыне Аризоны.

Потом Ричард переехал с девушкой в Санта-Тересу, и его так никогда и не вызвали на допрос в Аризону. Он преуспел в Калифорнии и в течение семи лет сумел стать выдающимся художником, как будто смерть Уильяма сделалась питательной средой для развития его таланта. Но затем его мир рухнул. Приятель Уильяма по армии, Джерард Джонсон, выйдя из госпиталя, нанес Ричарду визит.

Он посетил его дважды, приведя с собой во второй раз вдову Уильяма с сыном. Это был последний визит в его жизни. Ричард убил его и похоронил в собственной оранжерее. Потом, словно желая искупить вину, отказался от своего высокого положения и, взяв имя Джерарда, занял место Уильяма, поселился в доме на Олив-стрит и прожил там двадцать пять лет, постепенно превратившись в спившегося нелюдима.

В течение первых лет, пока возраст и пьянство не обеспечили ему надежную маскировку, он вынужден был жить в строгой изоляции, как сумасшедший родственник на чердаке. Но он не мог оставить живопись. И в конце концов сила таланта стала причиной его гибели.

Фрэд, очевидно, догадывался о том, что отец украдкой занимается живописью, и постепенно начал его отождествлять с исчезнувшим художником Чентри, что и объясняет сильнейший интерес к творчеству Чентри, который привел к краже или заимствованию картины Баймейеров.

Когда Фрэд, желая исследовать портрет, принес его домой, отец утащил картину из его комнаты и спрятал на чердаке, где ранее и написал ее.

Пропавшая картина лежала теперь в багажнике моего автомобиля, в то время как Чентри сидел в тюрьме. Казалось, мне следовало бы испытывать гордость и радость, но я не испытывал ни того ни другого. Это дело по-прежнему лежало на моих плечах и

занимало мой ум. Я размышлял о нем, сидя под оливковыми деревьями в лучах медленно угасавшего солнца.

Я пытался внушить себе, что дожидаюсь миссис Джонсон, но сомневался, что она сделает хоть шаг из дому, пока я не уехал. Я дважды видел ее лицо в окне гостиной. В первый раз она казалась испуганной, во второй сердито погрозила мне кулаком. Я ободряюще улыбнулся ей; в ответ она задернула потрепанные шторы.

Я продолжал сидеть в машине, пытаясь представить себе жизнь супружеской четы, которая провела здесь двадцать пять лет. Чентри оказался узником не только в физическом, но и в психическом отношении. Женщина, с которой он жил под именем Джонсона, знала, что он убил настоящего Джонсона, а также, вероятно, и ее мужа, Уильяма Мида. Их совместная жизнь должна была напоминать скорее тюремное заключение, чем брак.

Желая сохранить в тайне свои старые преступления, они вынуждены были совершить и новые. Пол Граймс получил смертельные побои на улице, а Джейкоб Уитмор, по всей вероятности, утоплен в их доме. И все это только затем, чтобы Чентри мог сохранить свое инкогнито. Когда я вполне осознал это, мне трудно было усидеть на месте, но я чувствовал, что должен ждать.

Солнце склонялось к западу, посылая над крышами домов последние лучи, окрашивавшие небо в красный цвет. Постепенно оно становилось все бледнее; наступали серые, прохладные сумерки.

Позади моего автомобиля остановилось желтое такси. Из него вышла Бетти Сиддон.

— Не можете ли вы подождать минутку? — обратилась она к водителю, расплачиваясь с ним. — Я хочу убедиться, на месте ли моя машина.

Таксист согласился подождать, попросив только не держать его слишком долго. Не заметив меня и даже не поглядев в мою сторону, она стала обходить дом, продираясь сквозь заросли. Мне показалось, что она чувствовала себя не лучшим образом. Похоже, после того, как мы провели ночь вместе, ей не пришлось сомкнуть глаз. Воспоминание о той ночи пронзило меня, как стрела.

Я вышел из машины и отправился вслед за ней; она стояла возле своего автомобиля и пыталась открыть дверцу. Миссис Джонсон следила за ней через окно кухни.

Бетти выпрямилась и оперлась на дверцу.

— Привет, Лью! — произнесла она без особого энтузиазма.

— Как дела, Бетти?

— Чертовски устала. Целый день писала, и все зря. Редактор в интересах следствия собирается урезать мою статью так, что от нее почти ничего не остается. Ну, я и решила пройтись…

— Иуда ты сейчас собираешься?

— Мне предстоит выполнить одну миссию, — произнесла она с легкой иронией. — Но я никак не могу справиться с замком.

Я взял у нее из рук ключи и открыл дверцу машины.

— Ты вставляла не тот ключ.

Не знаю почему, но, поймав ее на этой ошибке, я почувствовал себя счастливым. Бетти опустила веки, и ее бледное лицо казалось в сумерках почти прозрачным.

— Что это за миссия? — поинтересовался я.

— Извини, Лью, но это тайна.

Миссис Джонсон распахнула кухонную дверь и вышла во двор.