Голубой велосипед
Шрифт:
– Верно. Я и сама забыла. Завтра с ним поговорю.
Она молча продолжала есть.
– Тебе не кажется, что последнее время папа стал каким-то странным?
Из-за нехватки рабочих рук для сбора винограда часть урожая была потеряна. Так получилось потому, что, хотя все обитатели Монтийяка участвовали в сборе, женщины, не привычные к труду на винограднике, несмотря на все свое желание, были слишком медлительны и неловки. Только Леа и Руфь сделали немало. Состояние здоровья не позволило Камилле принять участие в работах, и она помогала старой Сидони и мадам Файяр возить тележку, в которую
Леа пришлось взять в свои руки организацию работ, ибо Пьер Дельмас проявил полнейшее равнодушие к делу. И мастер-винодел Файяр, давно не получавший известий о сыне, не проявил обычной работоспособности. Сам оказавшийся в Белых Скалах в тяжелейшем положении, месье д'Аржила мог лишь давать советы.
Несмотря на просьбу Франсуазы, Леа гордо отвергла помощь, предложенную ей немцами – "жильцами", и в бессильном гневе наблюдала, как гибнет на лозах виноград.
В ту осень 1940 года все шло скверно. Вместе с Руфью она объездила окрестные деревни с намерением приобрести свиней, цыплят, кроликов, уток. Им удалось привезти нескольких жалких цыплят, из которых добрая половина издохла, и поросенка, прокормить которого стоило весьма недешево.
Леа не разбиралась в финансовом положении семьи. Она всегда считала, что ее родители богаты. Отец сообщил ей, что большая часть их состояния находится на островах, а некоторые сделанные перед войной капиталовложения оказались разорительными.
– Значит, у нас больше нет денег? – недоверчиво спросила Леа.
– Да, – ответил отец. – За исключением доходов от жилого дома в Бордо.
– И сколько он приносит в месяц?
– Не знаю. Спроси у матери, она этим занимается.
"Спроси у матери…" Как часто слышала она эти слова? Много раз в день, как ей казалось. Сначала она не обращала на них особого внимания, была только боль, которую они вызывали. Но чем больше проходило времени, тем сильнее ощущала она страх, о котором не решалась говорить. Впрочем, все в доме испытывали то же самое чувство. Однажды Леа, набравшись храбрости, затронула этот вопрос в беседе с доктором Бланшаром, приехавшим для очередного осмотра Камиллы.
– Знаю. Недавно я прописал ему лечение. Надо потерпеть, он все еще не пришел в себя.
– У меня создалось впечатление, что ему все хуже и хуже. У него совершенно отсутствующий вид. Мне страшно.
– Ну же, не падайте духом. Вы и Руфь – единственные в доме ответственные люди. Я не рассчитываю на Камиллу, она скоро сможет вернуться в Белые Скалы.
– Уже?
– Разве вы не рады? А мне казалось, что она вам изрядно надоела.
Леа раздраженно передернула плечами.
– Совсем нет, Камилла здесь очень полезна. Да я и Лорану обещала приглядывать за ней.
– У вас есть от него известия?
– Да, письмо в двадцать пять строк, в котором он сообщил, что чувствует себя неплохо, и просил прислать ему обувь, белье и табак. Вчера мы отправили ему посылку. Изрядно намучились с башмаками. Их раздобыла Франсуаза. Она так и не захотела сказать, где нашла великолепные ботинки на каучуке.
19
Рождество 1940 года было для обитателей Монтийяка одним из самых горьких.
Тремя неделями раньше они
– Я занимаюсь домом не меньше, чем ты. Кто приносит мясо, когда его невозможно найти? А масло? А сахар и двадцать мешков угля? Может, ты? Если бы я продолжала тянуть здесь хомут, как ты, у нас нечего было бы есть.
И это было правдой, Франсуаза не преувеличивала. Не будь Франсуазы, семье пришлось бы ограничиться похлебкой из брюквы, картошкой или же каштанами, которые Леа, Руфь и Лаура собирали в лесах вблизи Ла-Реоли. Но как удавалось той выкручиваться? Тем более, что она никогда не хотела брать денег, говоря, что ей хватает жалованья медсестры. Леа в этом сомневалась, поскольку, помимо продуктов первой необходимости, Франсуаза часто приобретала то юбку, то блузку, то платок или даже пару туфель. Она и ей обещала достать их в кооперативе госпиталя.
Неоднократно Леа пыталась заинтересовать сестру судьбой Монтийяка, спрашивая ее мнения о том, как управлять поместьем, пока отец не совладает со своим горем, но ответ всегда был подчеркнуто безразличным:
– Сестричка, все, что ты делаешь, очень хорошо.
– Но ведь это же и тебя касается. Это наша земля, это наш дом, в котором мы родились, и который любила и украшала мама.
– Никогда не могла понять, что вы находите в этой развалюхе?! И чем вас привлекает смертельная скука сельской жизни?
От такого заявления Леа буквально онемела и, как в детстве, с кулаками набросилась на сестру. Той удалось избежать пощечины и укрыться в своей комнате. С той поры отношения между двумя сестрами еще больше обострились.
Несмотря на бомбардировки, которые все еще слышались со стороны Бордо, Руфь установила в гостиной традиционную елку, украсив ее гирляндами и стеклянными шарами, которые Изабелла Дельмас благоговейно сохраняла в коробках от обуви после рождения первого ребенка. На этот раз впервые не она положила воскового младенца Иисуса в ясли. Совершить этот символический акт выпало Камилле.
В приготовлении праздничного ужина Эстелла и мадам Файяр превзошли самих себя, заставив всех позабыть о простенькой еде кухарки, которую к тому же пришлось уволить из соображений экономии. Они приготовили огромную индейку, само собой разумеется, принесенную Франсуазой, тушенную в соке птицы капусту, каштановое пюре и шедевр Эстеллы – шоколадное полено. Праздничный стол украшали несколько бутылок собственного вина.
Было так холодно, что они не пошли на полуночную службу и рано отужинали. Несмотря на траур, все постарались приодеться: шарфик, ожерелье, цветок вносили веселую ноту в черные наряды. Малыш Шарль улыбался.