Голубой Ютон
Шрифт:
– Спасибо, бабуля. Ты совершенно права, просто я какая-то психованная в последнее время…
– Так… а Вовка уже знает?
В мае в Школу снова приехал Марк Ливий Павел. До Волги он шел не один, и даже не с дюжиной преторианцев: его сопровождал целый легион. Потому что, во-первых, шел он забирать «стратегический груз», а во-вторых, и с собой приволок очень немало ценного сырья. Но уже по Волге и до Рязани он поднимался со все теми же преторианцами, к которым добавился только один «попутчик», а в Школу его пустили лишь одного. Поселили его в том же доме, что и в прошлый раз (причем ему показалось, что с тех пор в доме других жильцов и не было), и на следующий день уже в одиннадцать часов пригласили на встречу
А на следующее утро легат отправился в обратный путь. В чувствах весьма… разнообразных: богини сразу отдали ему «в счет будущих поставок» пять тысяч арбалетов и полмиллиона стрел, но новый заказ приняли лишь на пять тысяч стальных гладиусов, сказав, что «больше римлянам не нужно». Причем сказали, что вообще новых заказов на оружие принимать не будут, и даже на стрелы – а ведь римские ремесленники, которые попытались такие же стрелы делать, не очень-то и преуспели. Как на стрелу надеть два стальных кольца, которые были меньше этой стрелы в диаметре, никто и придумывать не стал: сразу ясно, что это только богини могут. Но и с деревянным оперением стрелы… как там предупреждала Divina Elizabeth: «мы не будем отвечать за то, куда эти стрелы полетят». Впрочем, если стрелять во вражеский строй, то все равно хоть половина стрел, да воткнется во вражью туши…
С другой стороны Dea Historiae согласилась ему – и только лично ему – продавать по сто тысяч своих двухфунтовых мешочков сахара каждый год. Правда, за дополнительные услуги, которые могут оказаться совсем не дешевыми… впрочем, и Гай Фурий Тимеситий, и тем более Гай Мессий Квинт Деций, стараниями Марка Ливия сильно приблизившийся не только к императору, но и к императорскому титулу, ему в небольшой помощи не откажут…
Трофима уговорил «поехать к богиням» Марк Ливий Павел. Именно уговорил, ведь Трофим был свободным человеком – а то, что ему едва стукнуло семнадцать, ничего не значило. Сенатор же просто запомнил слова уважаемой Дарьи, которая случайно увидела как этот парень в мастерской Панталеона лепит голову очередного заказчика. Марк Ливий Павел привел туда Дарью, имея в виду заказать известному скульптору и ее статую – но со статуей не сложилось так как богиня категорически этому воспротивилась. Однако он не пропустил мимо ушей высказывание Дарьи о том, что «хорошо бы этого парнишку к нам поработать привезти»…
Во время их визита в мастерскую юноша занимался совершенно тем же, чем занимались и все другие младшие подмастерья скульпторов: пока мастер обсуждал с заказчиком детали будущей скульптуры, быстро из простой глины лепил одну из частей тела того, чья скульптура или бюст принесет мастеру изрядную сумму. Не самая сложная работа, однако богиня с персидском именем, очень при этом персов не любящая, среди дюжины подмастерьев заметила только Трофима. Марк знал, что лепильщики как правило до самой смерти так и остаются «младшими подмастерьями», так что уговорить Трофима на несколько лет отправиться к богиням, особого труда не составило. Ну что стоило сенатору пообещать подарить парню небольшую мастерскую и сделать пяток заказов для своих друзей?
Само путешествие на Трофима впечатления особого не произвело: в море его укачало через час после отплытия, а во время плаванья по рекам он в основном боялся, что его снова укачает. Так что полуторамесячный карантин от воспринял как «избавление от мук». Вдобавок Трофим не смог не заметить, что после посещения местных терм (совсем не похожих на римские) вши куда-то пропали…
Ну а после карантина Трофима перевезли в крошечный поселок. По размеру поселок казался крошечным даже по сравнению с Фарсалосом – родным городом Трофима. Но здесь жили богини – и одна из них, которую звали Екатерина, дала ему первую работу. Не очень сложную, всего лишь поручила ему вылепить цветочный барельеф из белой (точнее, светло-светло серой) глины. А затем другая богиня, Ольга, предложила ему вылепить то, что он сам захочет.
Трофим слепил то, что поразило его еще
К его удивлению еще одна богиня (которую он боялся больше всех других, так как носила она грозное имя Виктория), услышав сетования парня, забрала белую керамическую кошку себе и покрасила… Трофим даже было решил, что богини видят не так как люди: цвета не были похожи на настоящие даже издали, лишь тусклые рыжие пятна слегка отдавали «кошачьей» красотой. Но когда скульптурка второй раз прошла через печь, Трофим и сам не сразу бы отличил живую кошку от каменной.
– Я думаю, что тебе самому нужно поработать с разными такими красками, – сказала ему Виктория, – потому что при обжиге цвета меняются иногда немного, иногда очень сильно и заранее, не наработав опыта, иногда очень трудно предсказать что получится в результате. Ты попробуй, никто тебя торопить не будет – нам важнее, чтобы было красиво, а не быстро… то есть быстро и некрасиво делать просто неинтересно. Екатерина строит храмы науки – а ты постарайся украсить их так, чтобы и через десятки лет люди, и главным образом дети, сами стремились войти в эти храмы…
Трофим слова эти запомнил. И решил, что нужную богиням красоту он создаст. Ведь им уже понравилось то, что он делает: каменная Красавица была поставлена у дверей дома бога Михалыча – на парапете крыльца, где и живая «модель» любила валяться тихими вечерами…
Поездка Веры Сергеевны в Тулу, даже к неработающей домне, дала удивительный результат. Не мгновенно, но все же достаточно быстро. Старушка с интересом оглядела огромную печь, к которой раньше она ближе, чем на полкилометра и не приближалась. Взяла на анализ кусок доменного шлака, чугунную чушку, по ее просьбе рабочие отковыряли ей кусочек огнеупора изнутри печи. Еще она захватила кусок угля, которым печь топилась, немного руды. А через неделю, которую она потратила на анализы всего взятого, Вера Сергеевна отправилась в Дубну, где – уже на печи работающей – провела, как она сказала, небольшой химический эксперимент…
– Мы слегка ошиблись в том, что без особых раздумий просто отмасштабировали нынешнюю железоделательную печь на домну, – пояснила Свете она результаты этого «эксперимента». – То есть просто сыпали в печь много лишнего угля и недокладывали руды. А еще не думая реализовали вычитанный в энциклопедии принцип «чем больше дутья, тем лучше». Не учли, что «дуть много» века девятнадцатого в двадцать первом воспринимается как «дуть аккуратно, но без фанатизма». Вот и выходило, что мы просто пережигали уголь, причем жгли его так быстро, что угарный газ просто не успевал восстанавливать железо в печи…
Ее «эксперимент» состоял в том, что у воздушного насоса отключили предварительный турбонаддув и один из четырех «цилиндров», уменьшив дутье, и вместо каждой третьей корзины с углем в печь сыпалась дополнительная корзина руды. А результат удивил всех: вместо «стартовых» семи тонн или даже десяти, которые печь выдавала при добавлении к дутью кислорода, теперь в ней чугуна стало выплавляться по пятнадцать тонн в сутки. Света было решила модернизировать печь, добавив и поддув ее газом, но Лиза, поговорив с Верой Сергеевной, делать это запретила, предложив первым делом доработать таким образом печь в Туле: там прирост производительности «в абсолютных цифрах» намечался тонн на десять в сутки. К тому же в Туле и вторая печь была почти готова – а раз расход угля уже сократился втрое и с газом еще дополнительно должен был уменьшиться, то уже существующей угледобычи почти хватало и на две «больших» домны одновременно.