Голубя тебе на грудь
Шрифт:
– Дальше, - велел Тавис, когда мужчина замолчал.
Все трое находились в комнате, где происходили описываемые события. Валялся сломанный стул, дверцы шкафов были распахнуты, мебель сдвинута, ковер смят - лорд Рамзи запретил слугам здесь что-либо трогать до приезда представителей "Мирлы".
– Ну, я ему крикнул. "Ты что это делаешь?" или что-то вроде того. Он дернулся и бросился к окну. Я за ним. Потом Шайн вдруг развернулся, активировал окимму и меня атаковал. Я увернулся. Ударил в ответ. Попал.
– Окиммой?
–
– Ну, да, - Грэдс с тревогой глянул на второго служащего, пристально его разглядывающего и в разговоре участия не принимающего.
У его ног стояла кудлатая дворняга, лениво помахивая куцым хвостом.
– Вот. Ну, Шайн отпрянул, за плечо схватился. Я думал его добить, а он вдруг взял стул, швырнул им в меня, а сам в окно прыгнул, пока я отвлекся.
Уполномоченный Давиот вынул стопку бумажек и принялся их перебирать.
– Так, а особенность вашей окиммы...
– бормотал он, ища нужный документ.
– Галлюцинации, - сказал вдруг Барре Камрон, к некоторому удивлению напарника.
– Да, - с неудовольствием подтвердил телохранитель.
– Любой, кто получит хоть малейшую царапину, начинает видеть и слышать всякое. Потом слетает с катушек.
– Уже нашел, - Тавис принялся читать описание оружия собеседника.
– Покажи, - велел напарник.
Мужчина, пораженный столь непривычным приступом общительности со стороны собаковода, оторвал взгляд от бумажки, готовый немедленно отдать ее коллеге, лишь бы закрепить контакт, и обнаружил, что Камрон обращался не к нему, а к Грэдсу. Тот слегка растерялся. Потом пожал плечами. В его правой ладони возникла глефа.
– У него рука-то хоть на месте осталась?
– Тавис глянул на полутораметровое древко, на лезвие, на отходящий от обуха наконечника шип.
– Да говорю же, что лишь слегка его зацепил!
Вдруг собака тявкнула и села. Барре, заметив это, вопросительно глянул на напарника. Тот сначала не понял, что от него хотят. Потом, сообразив, принюхался.
– На кухне что-то подгорело, - доложил он.
Коллега кивнул и вернулся к разглядыванию глефы. Ласково провел пальцами по обвитому стальной лентой древку, изрядно нервируя этим ее хозяина.
– Чудно, - заключил уполномоченный Давиот, закончив изучение описания оружия.
– Теперь мы ищем не просто беглого головореза с окиммой, а беглого головореза с окиммой, готового в любой момент тронуться рассудком.
***
– Бе-бе-бе-бе!
– кривлялась девочка, корча рожи.
– Отдай!
– в ярости крикнул мальчик, пытаясь добраться до забравшейся на дерево соседки.
– Что у нас тут?
– та принялась бессовестно рыться в коробочке, отобранной у него ранее.
– Фу, что за гадость?!
– брезгливо рассмотрела интересной формы камешек.
Небрежно сбросила вниз. Нашла конфету. Сунула в рот.
–
– пацаненок, выросший в городе, лазил по деревьям куда хуже своей новой знакомой и ничего в сложившейся ситуации существенно изменить не мог.
– А это?..
– девчонка извлекла из шкатулки стопку мятых исписанных листков.
– Это... Что? Стихи?! Ха-ха-ха! Что за ерунда!
– Не читай! Верни немедленно! Дура! Злюка! Я тебя убью!
– мальчишка в панике схватился за голову и принялся метаться под деревом.
– "Ветер дунул над опушкой, обернусь-ка я кукушкой", - продекламировала девочка, с трудом разбирая корявый подчерк.
Согнулась от смеха, чуть не падая вниз. Взяла следующий стих.
– "Взойдет рассвет у нас в деревне..." Нет, я не могу это читать! Ха-ха-ха!
– Я вырасту. И стану великим бардом, - с ненавистью прошипел мальчик, прожигая хохочущую подружку пламенным взглядом.
– И сочиню про тебя такую песню, что все люди в мире узнают, какая ты гадина, Лей Ханн!
Что характерно, мальчик действительно вырос. И стал бардом. И даже написал обещанную песню. Которая внезапно стала ужасно популярна. Вскоре ее уже распевали по всей стране на всех праздниках и застольях. История Лей Ханн - девицы, наделенной, похоже, всеми отрицательными качествами, уродствами и психическими отклонениями, которые себе только можно вообразить, пришлась слушателям настолько по вкусу, что некоторые начинающие барды, желая привлечь слушателей, взялись сочинять ее продолжения. Причем каждая версия оказывалась обидней предыдущих. Спустя восемь лет после того, как песню исполнили впервые, сложно было найти в Кендрии человека, который не смог бы припомнить хотя б пару куплетов "о Лей Ханн".
Девочка тоже выросла и превратилась в Женщину с Целью. И не одной.
Первая: срочно сменить имя. Является приоритетной. Самый простой способ - выйти замуж. Личность жениха уже не имеет ни малейшего значения - главное, чтоб у него была звучная фамилия.
Вторая: раздавить, растоптать, уничтожить Айрела Керрана - этого злопамятного поганца, испохабившего девушке всю жизнь.
Третья: разогнать гильдию бардов, запретить пение на государственном уровне, ввести его в число страшнейших грехов или что-то подобное. Является даже не целью, а голубой мечтой, прекрасной, но вряд ли осуществимой.
Риелей замолчала и, надувшись, отвернулась к окну.
– Всё. Теперь вали, - велела она вольготно развалившемуся на стуле Кеане Райнору.
Беседа проходила у нее в комнате: говорить в общественных местах девушка наотрез отказалась из опасений, что ее трагичную историю может услышать кто-нибудь еще.
– Мда, - протянул мужчина, и не думая уходить.
– А я всегда считал, что Лей Ханн - вымышленный персонаж. Фольклорный элемент.