Голубые цветочки
Шрифт:
V
— Ну, ты идешь? — спрашивает Бертранда.
— Ох, и тощища! — говорит Йолант. — Ох, и мучение!
— Ты на мне женился не для одного только удовольствия. Давай-давай, пошли, живо!
— С твоей сестрой я повидаюсь охотно, но папаша твой, знаешь ли…
— Что это я должна знать?
— Ничего, проехали.
— Надеюсь, что проехали.
— Уж я-то знаю, что имею в виду.
— Вот и знай себе на здоровье. И подойди, я тебе перевяжу галстук. Ты даже галстук себе прилично повязать не способен.
У них назначена встреча
— Надо же! — замечает Сигизмунда, — у вас новый уаттомобиль?
— Совершенно не к чему это замечать, — говорит Люсет, — это и так заметно.
— Садитесь! — предлагает Йолант.
— Мы поедем на своем, — отвечает Люсет.
— Надо же! — восклицает Бертранда, — у вас тоже новый уаттомобиль?
— Ничего сверхъестественного! — возражает Йолант. — У всех всегда новые уаттомобили.
— Главное, не устраивайте гонки! — предостерегает Сигизмунда.
Нет, гонок они не устраивают, но к «Ковчегу» подоспевают почти одновременно. Сидролен занят перекрашиванием загородки вдоль набережной. Ламелия поджидает гостей на барже, она уже приготовила укропную на стойку, минералку и стаканы. Женщины спускаются с пригорка. Мужчины — оба — задерживаются возле Сидролена, наблюдая, как он наносит последние мазки; наблюдают они молча, с видом знатоков.
— Неплохая работка, — говорит наконец Люсет.
— Прекрасный труд! — говорит Йолант.
— Ну а баржа, — спрашивает Люсет у Сидролена, — ее вы тоже собираетесь перекрашивать?
— В будущем году, — отвечает Сидролен. — Раз в два года. В прошлом году красил.
Ну вот и все.
Прихватив банку с краской, он спускается с пригорка.
— Не расквасьте себе физиономии, — советует он. На мостках он добавляет: — Осторожно, не бултыхнитесь в воду.
Их ждет укропная настойка; женщины тем временем беседуют о телевидении.
— Надо бы тебе купить телевизор, — говорит Бертранда Ламелии. — Чем ты занимаешься вечерами? Наверное, дохнешь со скуки.
— Терплю пока, — говорит Ламелия. — Не вечно же мне здесь торчать.
— А что ж ты собираешься делать?
— Ну, выйду замуж, черт возьми.
— У тебя есть кто-нибудь на примете?
— Да как сказать…
И она жеманно улыбается.
— Скучно вам будет, когда она свалит отсюда, — говорит Люсет Сидролену.
— Ну, я, знаете ли… Мне, чтоб заскучать, много надо…
— Он всегда найдет, чем бы не заняться, — говорит Ламелия. — Живет по принципу: где бы ни работать, лишь бы не работать.
— Да уж мы его знаем так же хорошо, как и ты, — хором поддакивают Бертранда и Сигизмунда.
— Конечно, — говорит Сидролен, — я бы предпочел, чтобы она осталась на барже, но надо же и ей свою жизнь устроить, этой малышке, это нормально.
— Это нормально, — говорит Бертранда.
— Это нормально, — говорит Сигизмунда.
— Так у тебя есть кто-нибудь на примете? — спрашивает Бертранда.
— Ну, как сказать… — говорит Ламелия.
И она жеманно улыбается.
— А правда, — вступает вдруг в разговор Люсет, — почему это у вас нет телевизора? Все-таки развлечение.
— Да и просвещает, — говорит Йолант.
— Ну так как же, Ламелия, — говорит Сидролен, —
— Нет, папа, я хочу только одного — заниматься любовью.
— По телевизору любовью никогда не занимаются, — замечает Люсет.
— То есть вообще никогда не занимаются, — говорит Йолант.
— Как вы глупы, — говорит Бертранда, — это ведь потому, что его смотрят ребятишки.
— Ты своим позволила бы смотреть сколько хочется? — спрашивает Сигизмунда.
— Только то, что просвещает, — отвечает Йолант. — Особенно новости. Так они узнают историю Франции и даже всеобщую историю.
— Это как же? — спрашивает Люсет.
— А вот как: ведь сегодняшние новости — это завтрашняя история. По крайней мере именно ее им предстоит учить в школе, поскольку они уже будут ее знать.
— Ну, старик, ты говори, да не заговаривайся, — возражает Люсет. — История никогда не была новостями, а новости — историей. Не смешивай божий дар с яичницей.
— Да нет, вот именно, что надо смешивать. Давай разберемся. Представь, будто ты сидишь перед телевизором и видишь — я подчеркиваю, именно видишь — живого Люсьена Бонапарта, что звонит в колокольчик, его брата в углу, орущих депутатов, врывающихся гренадеров, — словом, ты присутствуешь при событиях девятнадцатого брюмера [36] . После чего ты отправляешься на боковую, спишь сто лет без просыпу, просыпаешься, и вот в этот момент девятнадцатое брюмера стало для тебя историей и тебе вовсе незачем копаться в книгах, чтобы вбить себе в башку всю эту брюмерзость.
36
Имеются в виду события времен Великой французской революции.
— Ну ты даешь! — говорит Сигизмунд. — Ведь в то время телевизоров-то не было.
— Согласен, — говорит Йолант, — но тогда возьмем кинохронику: иногда нам показывают старую. И вот там ты видишь, как царь Николай пожимает руку Пуанкаре, такси на Марне [37] , Вильгельма II, Кронпринца, Верден, — что это как не история? А ведь когда-то это было новостями.
— Было и есть, — говорит Люсет. — Доказательство — то, что ты смотришь это в кино и что тебе объявляют: это новости.
37
«Такси на Марне» — один из первых немых фильмов.
— Ну и глупо, — говорит Йолант. — Тогда что же такое история?
— Это когда она написана.
— И верно, — говорит Бертранда.
— Он прав, — говорит Сигизмунда.
— Тысячу раз прав, — говорит Ламелия.
Йолант хлопает по столу.
— Эй, поаккуратней, не опрокиньте укропную настойку, — предупреждает Сидролен.
Йолант хлопает по столу поаккуратней, стараясь не опрокинуть укропную настойку. К жесту он присоединяет слово:
— Ну что вы тут все — безмозглые, что ли, не доходит до вас, что я хочу сказать?!