Голубые цветочки
Шрифт:
— Извините, где тут туристическая турбаза для туристов?
— Это очень просто. Все прямо и прямо, примерно в пятистах метрах отсюда.
И Сидролен добавил:
— Знаете, в это время года она, наверное, уже закрыта.
— Поеду все же взгляну. Спасибо.
И водитель, втянув голову под свой панцирь, включил зажигание.
Но перед тем как отъехать, он крикнул Сидролену:
— А ведь я тоже художник!
Сидролен поглядел вслед машине с фургоном. Он подождал с четверть часика, а потом и двадцать минут, чтобы посмотреть, не вернется ли случайно этот караван, найдя туристическую турбазу для туристов
— Будете жарить?
— Нет, запеку картофель с сыром.
— Я предпочитаю жареный.
— А сегодня будет запеченный картофель с сыром.
— Ладно, — сказал Сидролен. И добавил:
— Пойду прогуляюсь. В сторону туристической турбазы для туристов. Туда еще народ едет.
— Интересно поглядеть.
— Так что, никак нельзя жареный?
— Ух, вот тиран! Ладно, будет вам жареный.
— Так, чтобы одни ломтики были мягонькие, а другие твердые, как древесная кора.
— А для меня, — сказала Лали, — среднее между тем и этим.
— А может, половину картошки запечь с сыром, а другую половину пожарить — одну так, другую эдак, а третью часть — среднее между тем и этим?
Лали не ответила.
— Ладно, — сказал Сидролен, — пойду погляжу, что там делается.
Туристическая турбаза для туристов почти опустела, но все же пока функционирует, хотя и довольно вяло. Сидролен не находит там того, что искал, — обнаруживает он это в ста метрах дальше. Обе машины с прицепом стоят вдоль тротуара; рядом, на тротуаре, толкуют о чем-то двое мужчин и две женщины. Сидролен подходит, потом минует эту маленькую группку; водитель головной машины не узнает его. Сидролен удаляется метров на пятьдесят, потом возвращается назад. Поравнявшись с той же группой, он обращается к человеку, что расспрашивал его о базе:
— Знаете, это вон там (жест). Она как будто еще открыта.
— Месье, — говорит тот, — я, по-моему, вашего мнения не спрашивал.
— Однако только что спрашивали, — парирует Сидролен, — и я еще не кончил вам его высказывать.
С этими словами Сидролен продолжает свой путь.
— Месье! — кричат сзади.
Он останавливается. Водитель догоняет его. Он говорит:
— Эти олухи… они не принимают нас из-за лошадей. Почему, скажите на милость, мои лошади не могут заниматься туризмом?
Сидролен не отвечает.
Тот переспрашивает:
— Вы согласны?
Сидролен отвечает:
— Мы с вами друг другу не представлены.
— Это верно.
Караванщик протягивает руку и представляется:
— Ож.
— Сидролен, — представляется Сидролен. Они пожимают друг другу руки. Ож добавляет:
— Как видите, я попросту. Если вы маляр, то я герцог.
— Я не маляр, — говорит Сидролен, — я арматор. Владею баржой и лодкой.
— Я вовсе не хотел вас обидеть, — говорит герцог. — Всякий труд почетен. Как я вас недавно информировал, я также в свое время имел дело с красками, что, в общем-то, неординарное занятие для герцога — герцога, участвовавшего в крестовых походах. Я даже специализировался по стенным росписям. Это занятие в вашем духе, если угодно.
— Угодно, — отзывается Сидролен.
— Пойдемте, я представлю вас своей дочери. Фелица, познакомься, это господин Сидролен.
— Бе-е-е! — отвечает
— А это мой тренер и друг Прикармань. Виконт де Прикармань.
— Сидролен, — представляется Сидролен.
— И его мама.
— Привет! — говорит графиня де Прикармань.
— Лошадям я вас представлю как-нибудь в другой раз, — говорит герцог. — Ну ладно, теперь, когда лед тронулся и мы познакомились, — не близко, но вполне достаточно для того, чтобы наладить контакты в социальном плане, — контакты явно поверхностные, но, кто знает! — многообещающие и плодотворные как для одной стороны, так и для другой, сам пока не знаю, в какой области, — впрочем, вполне возможно, что вот в какой: месье Сидролен, не могли бы вы, являясь местным жителем, указать нам такую обитель, не слишком удаленную от центра города, где мои лошади, моя дочь, Прикармань, его мамаша и я могли бы сочетать туристические радости со столичными утехами?
Тут герцог повелительным жестом воспретил Сидролену отвечать незамедлительно.
— Откровенно говоря, — продолжил он, — я хоть и принадлежу к знатному роду, тем не менее являюсь провинциалом, как это явствует из моих номерных знаков. Я сельский помещик, дворянин во крестьянстве, так сказать, и потому предпочитаю свежий воздух всяким там ванным и туалетам городских отелей.
— Ваше право, — ответил Сидролен. — Что же до пожеланий, которые имели быть высказаны вами не далее как несколько секунд назад, я, признаться, не вижу, чем вам можно помочь. Здесь, в округе, есть конюшни, вы могли бы на время сдать туда ваших лошадей.
— Никогда! — отрезал герцог.
— Как же вы поступали раньше?
— Да не было никакого «раньше»! Это мой дебют в туризме.
— Не сказать, чтобы он был удачен.
— Месье Сидролен, которого я пока так мало знаю, — надеюсь, вы не хотели меня обескуражить, вернее, обезгаражить?
— Сами видите: ваш кураж не помог найти гараж.
— Месье Сидролен, которого я пока так мало знаю, — по-моему, вы резонируете совсем как аббат Рифент.
— Аббат Рифент… — промолвил, нахмурясь, Сидролен, — аббат Рифент… это имя мне что-то напоминает.
— Это имя прославили газеты, — сказал герцог. — Он полжизни провел под землей.
— Ах, да! — воскликнул Сидролен. — Это тот самый знаменитый преисторик.
— Мой бывший капеллан, — уточнил герцог.
— Ишь ты, черт возьми! — удивился Сидролен. — У вас есть средства содержать личного капеллана?
— Разумеется, — ответил герцог. — Но я его уволил — по причине атеизма. Моего личного атеизма, хочу я сказать. Хотя и сам он… ну, в общем… а, впрочем, займемся лучше нынешней ситуацией. Итак, месье Сидролен, где я мог бы расположиться — на природе, но поблизости от центра города?
— Трудно сказать, — сказал Сидролен. — Скверы у нас для туристов закрыты.
— О Боже! — вздохнул герцог. — Где то золотое времечко, когда при каждой таверне имелась своя конюшня! В современных гостиницах даже гаражей нет.
— Ну почему же, бывают и огараженные отели, — ответил Сидролен.
— Вот видите, я был прав! — сказал герцог. — Вы резонируете совсем как аббат Рифент.
Сидролен пропустил мимо ушей это обидное сравнение и спросил, извинившись за нескромный вопрос, почему герцог обременяет себя этими двумя лошадьми. Разве не лучше им было бы пастись на каком-нибудь нормандском или беррийском пастбище?