Голубые луга
Шрифт:
Они прошли с Красавкой по заспавшемуся облаку, теплому, белому, но Федя стегнул корову, ему не хотелось вымокнуть в тумане. Корова прибавила шагу, они выбрались из ложбины в светлый, счастливый лес. На березах здесь были одежды белее, чем в других местах. Первый слой бересты тоньше, прозрачнее. Он блестел, как шелк. Вверху, под листьями, стволы берез голубели от небесной синевы, а снизу золотились — утопали в желтых весенних цветах.
Корова нашла хорошую траву, принялась щипать, а Федя сел на сухой,
— Вот оно — перо селезня! — сказал Федя.
Розовое солнце всходило не торопясь, наливалось соком, и налилось, созрело, и Федя отвел от него глаза. Увидал две зеленые радуги. Они взлетали с колючих кустов шиповника крест-накрест.
— Радуга! — кричал Федя, хотя радостью не с кем было поделиться. — Красавка, ты хоть посмотри!
Обернулся — коровы не было.
— Красавка! — закричал Федя. — Красавка!
Вскочил на пенек — не видно. Кинулся вниз с косогора — нет коровы. Побежал вокруг бугра — нет и нет.
Зацепился за корень, заспотыкался, чтоб удержаться на ногах, замахал руками, упал. Открыл глаза — ландыш. И Красавка — вот она. Траву ощипывает вокруг молоденькой березки, даже головы к нему не повернула. Чего ей волноваться, свой человек носится сломя голову по лесу.
Федя потянулся к ландышу, но не стал срывать.
— Ладно, свети! — сказал Федя ландышу.
И стал глядеть на Красавку.
— Я бегаю, а ты — ешь и ешь.
Красавка стегнула себя хвостом по спине, мотнула головой и опять принялась за траву.
— Понимает, что ли? — пожал плечами Федя. — Или мух каких гоняет?
Поглядел на небо.
Не может же быть так, подумал, чтоб небо — только воздух, а земля — только песок, глина, камни.
Нет, так быть не могло. Федя любил живое небо, живую землю, живые цветы и живые деревья. Дрожащими руками он учуял вдруг — ответное подрагивание.
Тук-тук! Тук-тук!
Земля дышала. Земля жила. Федя в надежде лег на живот и прижался ухом к тверди.
Тук-тук! Тук-тук! — послышалось ему.
Земля была живая. Федя слышал, как стучит сердце земли. Приложил руку к груди. Его сердце стучало точно так же, как сердце земли: тук-тук! тук-тук!
Закончил учебный год Леха и тоже стал пасти корову.
Потом к ним Шурка, брат киномеханика, пристроился со своей Цыганкой.
— Втроем в самый раз пасти, — согласился Леха. — Двое костер жгут — третий на стреме.
— А мы костры жечь будем? — удивился Федя.
— Ну а чего не погреться? Спозаранку холодно.
Утро и впрямь выдалось такое, словно пора было снега ждать.
— Давайте
Чертяка — лесное озеро. Круглое, черное, само собой бездонное, и всего с пятачок, в избе хорошей уместится.
Леха и Шурка стали ломать сухие ветки, а Федя обошел озеро и раздумался.
— По-моему, — сказал он ребятам, — это озеро произошло от удара не очень крупного, но страшно тяжелого метеорита.
Шурка бросил хворост, подошел к озеру, сунул палец в ноздрю, загляделся.
Леха, улыбаясь, разжигал слабый еще огонек. Он слушает вполуха, на все сто не верит. Он даже отцу с матерью на все сто не верит.
Пламя пыхнуло. Леха улыбнулся во весь рот, как цыган.
— Занялось!
Ребята сели вокруг огня, потянулись к нему красными озябшими руками.
— Воронятинки бы! — помечтал Шурка.
— Рано, — сказал Леха. — Пусть растут.
Огонь обгладывал ветки, пекло лицо. Федя встал поглядеть коров, притащил трухлявый, но сухой остов березы.
Кора закоптила, запахло дегтем.
— Люблю! — признался Леха.
— А я «Шипр», — сказал Шурка, — брата премировали флаконом. Я каждый день нюхаю.
— А в этом озере водится кто? — спросил Федя.
— Да кто ж тут еще будет водиться, когда это чертякино место? — удивился Шурка.
— А клады есть здесь? — спросил Федя.
— Конечно, есть! Где их нет? А здесь бояре жили. Им было чего от глаз хоронить.
— А чего бы ты с кладом сделал? — спросил Леху Шурка.
— Да ничего. Нашел бы, поглядел и оставил все как есть, до того, как в полный ум войду. Тогда бы и решил, что делать.
— А я бы государству сдал! — загорелся Федя. — На подводную лодку. В газетах бы написали.
— А я бы сдал на самолет, — встрял Шурка, — и наказ бы сделал: как вырасту, чтоб меня на летчика выучили.
— Несмышленые вы еще! Пошли коров перегоним, — поднялся с земли Леха. — У костра тепло, да коровам тут за каждой травинкой попинаться надо.
Погасили костерок, погнали коров еще дальше. Лес скоро кончился. Зазеленело впереди болото.
— Федька, беги наперед, заворачивай! Увязнут — хватим горя, — приказал Леха.
Федя помчался отрезать коровам путь к болоту. Завернул. А назад не торопится.
— Ребята! — зашептал он. — Птица кака-ая!
— Цапля! — определил Леха и засвистал по-разбойничьи.
Цапля замахала огромными крыльями, задергалась, повисла, скрючившись, над землей, опять замахала, замахала, словно половики встряхивала от пыли, нескладно, неумело. А поднялась, убрала длинные ноги и пошла кружить — красиво, широко.
— Вот как надо летать! — прошептал Федя. — Я же знал, что вот так и надо. Сначала оторваться от земли, потом повиснуть…