Голые не лгут
Шрифт:
Надо сказать, что Ирина была не совсем простая женщина. Она обладала даром предвидения. Учительница рисования твёрдо знала, что через пару таких вот активных, но интересных и увлекательных половых актов она будет передвигаться по купе и вагона… на раскорячку. Примерно так же, как это делают мастера замечательной японской борьбы сумо… с мировым именем.
Слегка оказывая посильную помощь партнёру движением бедёр, Лемакина любовалась просторами родной земли, в сторону которой никогда не прекращался, да и не прекратится, зачастую, ни чем не аргументированный и не подкреплённый лай «добрых»
Облизывая и кусая губы, она страстно и нежно, но с некоторым придыханием произнесла:
– Смотрю и восхищаюсь! Как огромна и богата наша страна. Леса, поля, реки… Да и все богатства, что лежат в недрах. Есть ещё и не разграбленные до конца фабрики и заводы. И всё это, Аркаша, принадлежит народу.
– Конечно, Иришка. Кому же ещё? Но не всему народу, а только отдельным его представителям. Среди них есть и такие, которые и прописки-то российской не имеют. Но… процветают.
Она хотела было возразить, что-то сказать в защиту всем известных бандитов, уже почивших и пока ещё здравствующих, но настал момент завершения их соития. Ей стало, в основном, томительно и сладко. Да и он тоже понял, что, живёт на белом свете не зря. Всё у них получилось, как у того самого… сказочного царя Кощея, который чахнет над сундуками с награбленным золотом. Всё не начахнется.
Возможно, оно, это золотишко, собранное во многих стран Западной Европы, взято Кощеем на хранение. Но он, вряд ли, вернёт своим рабам драгоценный металл, ибо активно понимает, что это не какие-нибудь там… зелёные бумажки. Их можно просто печатать для дураков и даже приказать считать… валютой.
С чувством удовлетворения, они распрямились. Точнее, из полусогнутого состояния пришли в нормальное – встали в полный рост. Потом сели рядом и… обнялись. Тут слова не нужны. Впрочем, без них невозможно. Почти все двуногие существа любят поговорить, особенно, те, кому нечего сказать и кто не умеет связать двух слов. Очень говорливы господа, прикованные незримой, но прочной цепью к трибунам самых разных уровней. «Мели, Емеля – твоя неделя», но «сколько верёвочке не виться, конец будет».
Но Ирина Трофимовна всегда знала, что, где и когда сказать, и она, возможно, невпопад, но произнесла:
– Господин Палахов – ты прекрасный любовник. Спору нет. Но вредный и хитрый… Возможно, из-за таких вот субъектов, как ты… Аркадий, мы в своё время с трудом вступили во Всемирное Торговое Общество!
– Мне не понять тебя, Лемакина! О чём ты, Ира? На кой чёрт нам какие-то ВТО! Ведь давно пришло время закрыться от их палёных демократий! Да вот никак не получается. Некоторые наши вороватые дяденьки и тётеньки так подсели на доллар и евро, что… Не хотят обижать наши власти своих… родных и близких.
– Да что ж ты говоришь такое, Палахов! – Она вскочила на ноги, но опять села. – У нас в стране очень даже активно садят всяких воров, взяточников и проходимцев! И ещё…
– Мелких сошек, пожалуй, да и тех, кто не желает… делиться с сильными мира сего. А так… всё катится
– Да тебя некуда и не возьмут. Внешностью и характером не созрел! Живи – и радуйся! И не рассуждай!
Теперь уже Палахов встал на ноги и демонстративно пересел на противоположное сидение. В какой-то степени, он обозлился и даже обиделся:
– Повторяю для учителей рисования всего мира! Я даже не голосовал за то, чтобы у нас, в своё время, к примеру, в Ульяновске натовские солдаты чувствовали себя, ну, прямо скажем, как гости дорогие…
Она улыбнулась.
Потом примирительно положила руку на его плечо:
– Нет, давай уж, Аркаша, говорить о сексе. К чёрту… всё остальное! В политике ты тупой, потому и несёшь всякую ахинею. Не понимаешь сложившихся… трудностей в государстве.
– Возможно. Спорить не стану. Ладно. Не будем ссориться из-за… чепухи. Мне нравится, что ты не ханжа, моя дорогая, что ты свободна в своих чувствах и выборе… Пусть не так много мы имеем. Но уж это у нас никто не отнимет.
– Но ты, всё-таки, хочешь меня убедить в том, что я… распутная баба. Так?
– Брось! Твоя физическая и моральная сила идёт от того, что тебе не везло с мужиками. Они были и есть слабее тебя, Ирина.
– Ну, вот! Опять магия. Ты, случайно, в битве экстрасенсов не участвовали?
– Если честно, то нет. Я всего на всего – майор в отставке.
– Так чего же не остались в рядах российской армии? По здоровью… ушли?
– Здоров, как бык.
– Тогда отвечай по-военному, чётко. Почему ты не генерал?
– Потому… В этом нет никакой военной и государственной тайны. Такое время было. Просто нашу часть спешно расформировали… Кто-то очень большой и важный за границей сильно обиделся на то, что у нас… есть боеспособная часть. Вот мы и… разоружились. А теперь начали… вооружаться.
Ирина встала перед ним в полный рост, обнажённая и прекрасная. Одним словом, женщина ещё в самом соку. Она серьёзно сказала:
– Смотри мне в глаза и отвечай честно! Почему тебя выгнали на «гражданку»? В глаза мне, смотри! Ты английский шпион?
– Если честно,– он тяжко вздохнул,– меня попросили покинуть ряды доблестной Российской Армии из-за активной любви и живого, неугасаемого интереса к женскому полу. Все меня или почти все дамы… хотели. Откуда же я знал… почти не знал, что некоторые из них – жёны и подруги больших военных начальников. Впрочем, вру. Всё я и всегда знал.
– Ничего,– она погладила его по лысой голове,– не переживай, Аркаша. На одного пошлого генерала в армии будет меньше…
Палахов прижался к её животу головой, засунув свои натренированные пальцы прямо к ней… одним словом, глубоко и туда, куда желалось. Она тяжело задышала. Ну чего там… Конечно же, учительнице рисования начало становиться по-настоящему хорошо.
Он встал, наклонил её лицом в сторону столика. Как говорится, она очутилась в положении между низким и высоким стартом. Закрыла глаза, но не удержалась и сказала: