Голые тетеньки (сборник)
Шрифт:
– Эй, мужик, мужик, а чо тут такое происходит? Кино, что ли снимают?
– Я господин, а не мужик, – ответил мужик.
Ага, значит, вместо мужиков господа. На домах – реклама и зеркальные стекла. Подбегая к винному, Василий заподозрил неладное. На улице не то что очереди – ни одного человека не было.
“Закрыли, не успел”.
Но дверь была широко распахнута, а в витринах сверкали этикетками и пробками тысячи бутылок, и вроде все со спиртным. Василий с большим трудом отыскал глазами “Московскую”. Но его
– Это шесть талонов за пузырь! – ужаснулся он. – За ночь такую подлянку устроили?
Но к кассирше подошел уверенно, решил уговорить.
Молодая девушка долго смотрела на Василия, потом на талон, потом на старую пятерку и… отбила чек. Василий схватил заветную бутылку и бросился за пивную палатку к ребятам.
Ребята почему-то сильно постарели за ночь. Первым его увидел Николай:
– О, Василий, ты где был столько лет, не в Америке?..
… После первой кружки Василий узнал, что, не выходя из постели, он перешел к капитализму. После второй – что товару, как в Париже, а талонов давно нет. После третьей он не поверил и налил четвертую.
Домой Василий вернулся бледный и трезвый.
– Ты почему меня не разбудила? – спросил он Зинаиду строго.
– Будила. Не смогла.
– Крикнула бы в ухо, мол, талоны отменили, водки – залейся. Я бы и проснулся.
– Не догадалась.
– А как ты без меня? Столько лет.
– Да ничего. Иван сватался, руку и сердце просил.
– Ну, а ты что?
– Отказала. Они у меня заняты.
– А остальное?
– А остальное – спать надо меньше…
Первое время после пробуждения Василий еще резко срывался со стула без пятнадцати семь. Но потом привык. С завода уволился, пить бросил. А зачем пить, когда всего навалом? Азарта нету. Занялся коммерцией.
А Зинаиду уложил спать. На пару лет. Как? А очень просто. Крикнул, как Кашпировкий: “Спать!” И шепнул установку: ”На два года”.
… Проснулась Зинаида, как обычно, рано утром. Встала, по привычке подошла к окну взглянуть на кольцевую дорогу и обомлела. Ее взгляд уперся прямо в рубиновую звезду Кремля. Она отшатнулась от окна и повернулась к двери. На пороге комнаты стоял Василий в ослепительно белом костюме с огромным букетом алых роз.
– С добрым утром тебя, Зина. Как тебе наша новая квартира?!
Мягко прозвонил телефон. Зинаида робко взяла трубку и услышала приятный мужской голос:
– Здравствуйте, Зинаида Петровна. Не мог бы Василий Васильевич ответить Юрию Михайловичу?
– Скажи, меня нет, пусть звонит на работу, – шепнул Василий.
Когда Зинаида положила трубку, он открыл бутылку шампанского и, подняв бокал, сказал:
– Я не пил два года…
– Ну дай я хоть в ванную схожу!..
Когда Зинаида в новом халате вернулась из ванной джакузи, он продолжил:
– … И два года не спал. Ни минуты. Начал я дело с того, что побил морду Ивану.
– И кто ты сейчас, если не секрет?
– Не секрет. А большая тайна. Во мне вскрылись такие резервы, каких Родина-мать даже не видывала. Давай-ка выпьем за нашу новую жизнь.
Хрустальный звон бокалов вылетел в окно и растворился над Москвой-рекой.
К любовнице
Николай Петрович Шабашов работал распределителем квартир. Вот и пришлось распределить себе двенадцатикомнатную. Распределять квартиры было очень трудно, потому что мешала законная очередь.
Николай Петрович, отобедав, уже целый час шел на работу, но никак не мог дойти. Наконец, он не вытерпел и закричал:
– Лиза! Да где тут у нас выход?
Жена Лиза вышла из ванной и покачала головой:
– Перерабатываешь, Колюня. Иди, пополдничай.
На полдник были опостылевшие деликатесы.
Шабашов сказал:
– Лиза, ты бы хоть раз меня картошкой в мундирах побаловала.
– Не положено по должности, – ответила жена, – я бы и сама сейчас блюдо окрошки бабахнула, да что люди скажут?
– А лекарство где? – спросил Николай Петрович.
Врачи прописали ему три столовых ложки перед едой. От памяти. И стакан коньяку после еды – от ума.
Николай Петрович принял лекарство «до еды» и «после еды» без еды. И вздремнул прямо за столом.
Разбудил его голос Лизы:
– Колюня, вставай, пора к любовнице.
Шабашов любовницу не любил. Но Лиза строго следила за моралью.
– Что о тебе без любовницы люди подумают? – говорила она. – Подумают, что с должности тебя сняли.
Шепотом ругая свою судьбину, Шабашов стал собираться к любовнице.
– Душ прими да чистенькое все надень, – хлопотала Лиза.
Больше всего она боялась, что Шабашова разлюбит любовница, и будет у них все не как у людей. Поэтому и подарки Лиза всегда готовила сама. Она положила в рюкзак килограмм золота, бриллиант из Индии по кличке Вася и трехлитровую банку французских духов. Упаковав рюкзак, Лиза спросила:
– Колюня, у тебя когда прием от трудящихся?
– С двух до шести по понедельникам.
– Ты бы на двухразовый прием перешел, что ли. А то расходы большие, и сыновья жалуются.
– Кстати, где они? – спросил Шабашов. – Давно не видно.
– Ой, как лекарство тебе помогает! Ты же их сам отдал в МГИМО.
Николай Петрович обрадовался: ничего не помнит. А то раньше, бывало, проснется ночью и все помнит: сколько дал, сколько взял – хоть кричи! А теперь – красота! Одно плохо – думать пока может.
– А чего они не заходят? – спросил Шабашов.
– Некогда им, учатся. И подрабатывают. Один – послом в Занзибаре, другой – атташе в Антарктиде.