Голыми глазами (сборник)
Шрифт:
брюхатые мужчины
с золотыми сверкающими гайками на волосатых пальцах
прогуливают своих юных
купленных в универмаге жен
Открытки из Румынии
Развлечение
подвальчик
набит третьесортными путешествующими
вроде меня
тут
старый цыган с омерзительным выражением лица
и с чудесной скрипкой
По обе стороны дороги
Желтые клетки стриженых кукурузных полей.
Маленькие вертикальные копны.
Будто расставили белые пешки по шахматной доске:
Господь Бог играет с Чаушеску.
Село под черепичными крышами.
Погода портится.
Туманные струйки вьются уже по дальним горам.
Возле деревенского дома почти голое дерево
с единственным
яблоком.
Крупно застрявшим в ветках.
Трансильвания
…та забегаловка у дороги,
где я выпил деревенского красного вина
в обществе старого одноногого пастуха.
Облокотясь на обитую жестью стойку,
мы прихлебывали из стаканчиков,
поглядывая друг на друга и любуясь в дверной проем
затуманенной кручей,
уходившей куда-то бесконечно вверх
к пасущимся облакам.
С пояса моего случайного компаньона
свисал толстый плетеный кнут —
и уползал, обвившись вокруг его деревяшки,
хвостом за порог.
Курортная музыка
дискотека
с наборным каменным полом
куда как в бассейн
вели три мраморные ступеньки —
там под водой
запятнанный текучими огоньками
он вместе с музыкой уплывал
из-под ног танцующих
и уносил их обнявшись
переменчивый ритм
то ударяющий летним тяжелым прибоем
то легкий как снегопад
сезон подошел к концу
и деревянные кресла на приморских террасах
уже пустовали
как инструменты оркестра
удалившегося на перерыв
Летнее время
В бессонную солнечную ночь заполярные города выглядят вымершими: будто кончилась жизнь на Земле.
Но в деревнях не спят.
Там я видел, как в два часа ночи кололи дрова и мальчик помогал отцу.
А с лодок ловили семгу на перегороженной туманом беззвучной реке.
Маленькая
Ночное кафе
Автограф вывески пылает алым неоном.
Парни в кепках и длинных шарфах толпятся под козырьком.
Их подруги.
Лица залиты красной газовой краской.
Черные губы.
При таком освещении женщины кажутся
одинаково испорченными,
даже самые юные.
В глазах отражается булыжная мокрая улица.
Уходящая вверх и уходящая вниз.
Зато внутри
изящная скука копирует что-то виденное
за плохонькую валюту.
В полумраке
светящаяся подкова стойки фосфоресцирует
молочным стеклом,
освещая лишь руки и ножки бокалов.
А лица отдыхают в темноте.
И музыка льется из черных колонок толчками и сгустками.
Одна для всех, бесплатно.
Городок из табакерки
Крошечная прибалтийская столица, можно сложить в коробку, если б не башенки и шпили: мешают закрыть крышку.
Игрушечные дома из андерсеновских сказок.
Кафе, где подают в украденной у кукол посуде.
Маленькие важные человечки.
Им увеличили рост, но внутри они остались прежними. Трудно жить среди больших, неповоротливых, громоздких.
Трагедия масштаба.
А тут еще погода. Непомерно крупные капли падают с крыш на прохожих виноградинами за воротник.
Ходя среди них, все опасаешься наступить…
Соль и розы
Сухие, огромные херсонские розы кажутся бумажными.
Их так много повсюду торчит из земли.
Даже вдоль шоссе, уводящего к соляному порту.
Там днем и расчерченной прожекторами ночью грузят, грузят в отверстые трюмы серо-желтые горы, просыпая в железные пальцы.
На другом конце города в этот час все гремит танцверанда.
Под музыку вращается плоть на бетонном стадионе любви.
Из-под крепких танцующих ног в капроне со стрелкой выкатываются, отбрасываемые центробежной силой, бутылки, опорожненные где-то в гуще толпы.
Что портвейн! Любовные волны, обычно разлитые в воздухе легким эфиром, достигают тут плотности жидкости.
Ритмичные взмахи рук выдают утопающих.
А здешние розы не пахнут.
Четверо в купе
случайные попутчики
поговорили о станционных часах
показывающих по всей стране одно и то же время
о собачьих выставках