Гомер и Ева
Шрифт:
– Тик-так, тик-так, – ответили часы на ее руке.
Часы ей подарили еще в детстве, но инструкции не дали. А ведь говорят, если регулярно подводить колесико, то глаза меняются. Честно-честно, так и говорят.
У бабушки тоже были часы, и она иногда показывала Еве, как подкручивать минутную стрелку, глаза у нее тогда в самом деле менялись. Бабушка тогда становилась еще красивее.
Еще говорят, что минутная стрелка может превращаться в магнитную. Тогда часы становятся
– Тик-так, тик-так, тик-так, – говорили часы, и звук становился все громче.
Что это вообще значит – глаза меняются?
– ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК! – кричали часы на весь пляж, и громче этого тиканья был разве что шум прибоя.
Глава 9
Евмен
«ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК!» – тиканье было таким громким, что Ева даже не сразу разобрала голос у себя над головой, который спрашивал:
– Кто тут?
Еве неловко было показываться перед незнакомым человеком в таком уменьшенном виде, но она все же отозвалась из рюкзака, с удивлением обнаружив, что у нее достаточно громкий голос для такого маленького тела.
Голос незнакомца звучал уже совсем рядом с рюкзаком.
– Не раздави меня, пожалуйста, – попросила Ева, забравшись на нотную тетрадь.
– Ладно, я аккуратно, – молния разъехалась. – Ох, кто тебя так?!
Сначала Ева увидела прямо над собой пышущее огнем жерло вулкана. Потом разглядела темно-зеленые глаза и квадратный подбородок. Жерло оказалось зажженной сигаретой.
– Вампир, – пожаловалась Ева большому человеку голосом большого человека.
Он протянул ей ладонь, она забралась на нее и сразу почувствовала такую усталость, что готова была уснуть прямо в этой ладони, но это было бы как-то неправильно – она обещала Моцарту искать камень, а не засыпать где ни попадя.
Когда он опустил ее на землю, Ева начала вырастать, с удовольствием чувствуя, как вытягиваются и приятно хрустят позвонки и кости.
– Меня Евмен зовут, – представился большой человек.
– А я Ева.
Потом они немного посидели на берегу. Евмен скинул обувь и попробовал воду. От первой ледяной волны ступни свело судорогой, зато вторая показалась теплее, третья – еще теплее, еще немного – и вот ты уже вовсе не чувствуешь холода.
– Хочешь вишен? – Ева протянула ему кулек. – Когда я ничего не чувствую, я съедаю несколько штук, и кое-что возвращается. Здесь главное – не переборщить, иначе гранатовый сок носом пойдет.
– Слишком щедрый подарок. Это ведь твои вишни,
– Ну, может когда-нибудь меня угостишь, – пожала плечами Ева и настояла: Бери. Все же ты меня из рюкзака вытащил.
Он взял с ее ладони одну ягоду.
Ева принялась копошиться в рюкзаке, пытаясь найти что-то, из чего можно было бы скрутить кулек и отсыпать ему вишен побольше, но в рюкзаке была только нотная тетрадь Моцарта. Не скручивать же кулек из бесценной партитуры?!
– Подставляй ладони, – сказала Ева и насыпала не жалея. – А что ты вообще здесь делаешь?
– Иногда я прихожу сюда, чтобы постоять немного в воде и проверить – вдруг чувства вернулись. Вдруг я снова почувствую хотя бы холод, – сказал Евмен.
Они разглядывали воду и немного друг друга.
– У тебя морщинки под глазами, – наконец сказа Евмен.
– Да я знаю. Это один мой друг со своей «Шуткой». Морщинки-то от смеха. Или от «Шутки». Раньше мне казалось, это одно и то же, а теперь вот не уверена. Не знаю, как объяснить.
– А ему пробовала объяснить?
– Sometimes I feel English is more suitable. I still didn’t tell how much do love him because I can’t find suitable words in Russian. Though it would be easy to do in any other language, – Ева пояснила, что признаваться в любви проще всего на языке иностранном – и чем хуже знаешь его, тем лучше. К «I love you» захочется добавить «I really love you». А то и вовсе «I love you more than anything in the world». Оптимально изъясняться на латыни. Если в латыни вы знаете только десять слов, можете быть уверены, что «te amo» – самые точные из всех, которыми вы могли бы признаться в любви.
– Я понимаю. Если подумать, располагай ты лишь двумя символами – 1 и 0, то, сумев передать другому все оттенки своей единицы и расшифровав все грани его нуля, можно достичь наибольшей душевной близости, – Евмен помолчал и сказал: – 1–0–1.
– 1-1-1, – ответила Ева.
– И вы все же согласны? – Матвей кивнул, Эмма тоже, и женщина с пышной прической и полными пальцами подписала документ об аннулировании языка.
Теперь Эмма смотрела на ее длинные ногти без лака и пыталась вспомнить слово «лунки». Эмма обратилась за помощью к Матвею, но тот и сам отчаянно искал слово, тер пальцами виски, давил на глаза, но слово «пилястра» не находилось – хотя сама она тянулась прямо над высокой прической женщины с белыми «лунками» на ногтях. Начиналась терминальная стадия отмирания языка, во время которой постепенно будут гибнуть ткани и в особенности – мозг.
Конец ознакомительного фрагмента.