Гомер и история Восточного Средиземноморья
Шрифт:
Опыт Шахермейра очень поучителен. В отличие от чистого скепсиса авторов вроде М. Финли Шахермейр выдвигает едва ли не единственную на сей день, при этом уникальную по стройности и широте охвата фактов гипотезу о происходившем в Греции и в Эгеиде в начале позднемикенского периода III С, гипотезу, принципиально несовместимую с картиной, представляемой троянскими сказаниями греков. При этом Шахермейр допускает реальный исторический смысл в рассказах о Троянской войне, но он трактует этот смысл «не по Блегену», отвергая понимание исторических процессов, воплощенное в гипотезе американского археолога. В результате он вынужден отказать в доверии греческой традиции в целом, сведя ее ценность к разрозненным, отрывочным воспоминаниям. Этот итог не случаен. Концепция Блегена, по которой за городом, разрушенным землетрясением (Троя VI), следует город, сожженный врагами (Троя Vila), и эти враги суть ахейцы, разрушители «Приамовой Трои», полностью отвечает связи и последовательности событий, содержащейся в греческом предании. Отвергая версию Блегена, мы вынуждены дискредитировать
Мы не будем сейчас говорить о принципиальном расхождении с Шахермейром в отношении к традиции, ибо при абсолютизации методологического разногласия дальнейший спор часто становится невозможным. Но в нашей критике мы займем позицию, правомерность которой не может отвергнуть ни один историк, - мы попытаемся показать, что осмысление уже рассмотренных «позитивных» данных, исходящее из доверия к греческому преданию, согласуется с этими данными не хуже, а во многих отношениях лучше, чем построение Шахермейра или утверждения скептиков, отметающих идентификации Блегена.
При этом наш анализ сосредоточится на трех ключевых вопросах. Во-первых, адекватно ли Шахермейр, а также Финли, Хойбек, Нилендер и другие интерпретируют характер участия греков в походах «народов моря»? Во-вторых, верно ли понимают исторический смысл сказаний о Троянской войне те авторы, которые видят в этой эпической теме лишь выражение триумфа ахейской мощи, прославление победной экспедиции греческих вождей? Или смысл этих сказаний изначально намного сложнее и драматичнее? Наконец, в-третьих, действительно ли предания о Троянской войне не отражают опасности, нависшей с севера над Пелопоннесом или уже успевшей его постигнуть до ухода ахейцев на завоевание Трои?
6
Посмотрим, есть ли у нас хоть один источник, дающий картину, предполагаемую Финли или Шахермейром: небольшой ахейский контингент среди массы слабо организованных «северных грабителей» (по Финли) или он же в подчинении грозных завоевателей, идущих на покорение Леванта (по Шахермейру).
Для начала обратимся к событиям времен Мернептаха. Как мы уже видели, в первом нападении «народов моря» акайваша оказыва-ется_столько-же, если не больше, чем шакалуша, турша, шардана и лукка, вместе взятых. Поразительно, что мимо этого прошли не только критики Блегена, но и такой автор, как Р.В. Гордезиани, принимающий разрушение Трои Vila ахейцами Агамемнона, а первый поход «народов моря» сближающий с рассказами о египетском плавании Менелая. Он также пишет о незначительности участия ахейцев в этом походе [Гордезиани, 1978, с. 194 и сл.]. Однако египетские источники говорят совершенно о другом: среди противников Мёрнептаха ахейцы были не вспомогательным отрядом й не чьим-то сателлитом, а едва ли не ядром войск, вторгшихся в дельту Нила вместе с ливийцами.
Что касается событий, разыгравшихся при Рамсесе III, то здесь дело обстоит иначе. Прежде всего, сомнительно даже то, принимали ли в них вообще какое-то участие греки. Как бы ни было заманчивым встречающееся в массе работ отождествление «народа моря» Dnn сразу и с данайцами, и с киликийскими данунитами, три-четыре века спустя подвластными «дому Мопса», однако при внимательном разборе оказывается, что с этой цепочкой идентификаций дело обстоит не столь просто.
Исследователи давно отметили в текстах конца правления Тутмоса III (середина XV в. до н.э.), а также в надписи из погребального храма Аменхотепа III (начало XIV в. до н.э.) весьма правдоподобные случаи передачи греч. AavafoL - этнического имени греков-данайцев. Это имя Tin'j, или Tinjw (читается примерно как Tanaju или Danaju - напомним, что в эпоху Нового царства фонемы tad уже слились в одну), появляясь в эпоху утверждения греков на Крите, устойчиво фигурирует в египетских надписях именно в связи с названием острова Кефтиу, т.е. Крита, изделия которого вожди Danaju посылали в дар фараонам [Helck, 1979, с. 29 и сл.; Lehmann, 1979, с. 488; Schachermeyr, 1982, с. 190 и сл.].
Особенно знаменита надпись из храма Аменхотепа III, где в начале стоят названия Kftw и Tin’jw, а затем перечисляются города Крита и ахейского Пелопоннеса (даем их названия в транскрипции Хель-ка): 'am-ni-^id - Амнис, Ku-tu-na-ja - Кидония на Крите, Кй-пй-Ы -Кносс, Ми-к’-а-пи - Микены и т.д. Отсюда видно, что если этническое имя ахейцы (акайваша) появляется в египетских надписях очень поздно и лишь один раз, при Мернептахе, то под именем данайцев египтяне знали греков намного раньше. Как и в греческом прообразе, в этих египетских передачах XV-XIV вв. до н.э. нет никаких намеков на суффиксальное -па в исходе этнонима. Между тем уже говорилось, что в текстах Рамсеса III основной формой записи для имени народа Dnn является D;-j-n-jw-n’„ т.е. дануна, с «/-исходом, и лишь один раз, возможно, ошибочно стоит просто D;-j-n-jw, т.е. дану. Совершенно неизвестный в Греции «азианический вариант» с суффиксальным -па получил весьма оригинальную интерпретацию в работе Э. Лароша, посвященной данунитам Киликии [Laroche, 1958, с. 263 и сл.].
Ларош показал, что в финикийской части билингвы из Кара-тепе страна, о которой идет речь в надписи, вместе с ее населением обозначается двояко -
Важнейшим результатом Лароша стали приведенные им доказательства того, что название данунитов и их страны в Киликии несравненно древнее эпохи передвижения «народов моря». Так, уже в эпоху Аменхотепа IV - Эхнатона (первая половина XIV в. до н.э.) царь Тира по имени Абимилки информирует фараона в письме, составленном на аккадском языке, о событиях, происходящих в соседних областях Леванта, указывает, что «царь страны Дануна умер, и брат его воцарился на место его, и спокойна страна его» (LUGAL KUR Da-nu-na BA.UG и ia-ar-ra SeS-Jm a-na EGIR-Im u pa-ai-ha-at KUR-fn [Laroche, 1958, c. 268]. Позднее Шахермейр, со ссылкой на Э. Эделя, указал также хеттские фрагменты начала XIII в. до н.э., возможно, периода Урхи-Тешупа или Мурсилиса III, свергнутого своим дядей Хаттусилисом III, где, говоря о совпадающей с позднейшей Киликией области Киццуватна, пишущий заменяет ее название словом Danuna [Schachermeyr, 1982, с. 194]).
Что же касается страны данунитов Adana, то она как Adaniya упоминается еще в начале XVI в. до н.э. при древнехеттском царе Телепину [Goetze, 1962, с. 52]. Ларош расценил данунитов как исконно анатолийский этнос, не имеющий ничего общего с греками-данайцами. Он полагал, что именно эти жители Аданы в начале XII в. до н.э. были втянуты в движение «народов моря» и участвовали в их нападении на Египет. Египетские свидетельства о связи этого племени с островами он интерпретировал в смысле раннего проникновения данунитов на островки, прилегающие к киликийскому побережью. Специалисты давно видят след имени либо данайцев, либо же киликийских данунитов (если это разные этносы) в ассирийском наименовании Кипра в VIII—VII вв. до н.э. mMIa-ad-na-na или matla-da-na-na, наряду с простым тлЧа, трактуемым как отражение западносемитского V «остров» [Тураев, 1937, с. 48; Astour, 1965, с. 48 и сл.; Barnett, 1975, с. 377 и сл.]. Попытка в качестве альтернативы увидеть в этом Ja отражение основы названия греческого племени ионийцев, а в целом истолковать Ja-Danana как композит со значением «ионийцы-данайцы» [Albright, 1950, с. 172] неубедительна, поскольку в истории этого острова не играют никакой заметной роли малоазийские ионийцы [Astour, 1965, с. 48]. Наконец, в начале 80-х годов Й. Арбайтманом и Г. Рендсбургом было продемонстрировано, что форма Danana никак не может быть получена из имени греков-данайцев, но должна расцениваться как вариант к южноанатолийскому Danuna, представляя просто иное диалектное развитие общей праформы Dana(ua)-uana [Arbeitman, Rendsburg, 1981, с. 154]. Поэтому можно думать, что дануна-данана, ближайшие соседи Кипра, приняв в началё Х11 в. до н.э. участие в движении «народов моря», вместе с тевкрами вторглись на этот остров, как и на другие, более мелкие острова поблизости, - и тем самым стали в глазах египтян «островными» дануна (вспомним упоминание Рамсеса III о покорении «народами моря» Аласии-Кипра).
Лингвистические выкладки Лароша об отношении имени дануна к формам Adanawa, Adanawana подверг критике М. Эстур, справедливо подчеркивая недопустимость использования позднефиникийских фактов для объяснения отпадения а- в Danuna, фиксируемом уже в XIV в. до н.э. Этот автор считает название Аданы и имя данунитов разными, изначально неродственными формами. При этом он не слишком удачно пытается их этимологизировать из западносемитского корнеслова, в одном случае из ad"an «господин», в другом - из dan «судья» [Astour, 1965, с. 38, 45]. Конечно, нельзя вовсе исключать окказионального, вторичного сближения созвучных основ. Но в качестве резерва мы могли бы указать и на довольно широко встречающийся в топономастике Восточного Средиземноморья префикс а-, передающий связь между собственными именами. Вспомним такие примеры, как кар. 'A-Oupsspa - город на реке 0up.sspoc; крит. 'А-тттера, город, будто бы основанный героем-эпонимом Птерйе; варианты троянского названия города и реки "Атгаюос - Пашбс (II. 11,828; V.612; Strab. XIII,1,19). Этот рудиментарный префикс, который в разных случаях может быть как индоевропейского, так и неиндоевропейского происхождения [Гиндин, 1967, с. 86], вполне позволительно было бы допустить, на уровне гипотезы, и в названии киликийской Аданы (Аданавы, Адании) как страны народа данунитов (дану, дануна). В частности, Арбайтман и Рендсбург, выделяя в имени дануна индоевропейскую основу d"anu «вода, поток», др,-инд. d"anu «жидкость», авест. d"anu «река» и др., объясняют А- в A-danawa как префикс со значением «рядом, около» из и.-е. п- или о-/е-, так что формы с префиксом и без него истолковываются соответственно как названия «племени, живущего около реки» и просто «речного племени» [Arbeitman, Rendsburg, 1981, с. 149]. Эта интерпретация тем интереснее, что к той же этимологической основе давно возводится наряду с неким этнонимом D"an"ava из «Авесты» и тождественным названием для группы демонов в «Ригведе» также и имя греков-данайцев [Рокоту, 1959, с. 175].